– Тань, вставай! На работу опоздаешь! Вставай же, ну! Потом сама на меня сердиться станешь, что силой не разбудил!
Таня простонала хрипло сквозь дурноту, вмиг подступившую к горлу:
– Отстань, а? Не видишь, мне плохо?
И перевернулась на другой бок. Хотя муж был исключительно прав – надо вставать. Нехорошо опаздывать на работу. И в том прав, что ее опоздание ляжет грехом на его неповинную голову. Такая у мужика судьба-злодейка – быть ее мужем, ничего не поделаешь. Влюбился, женился – терпи. Принимай от жены результаты дурного настроения… Бедный ты мой, несчастный, и угораздило же тебя, а?
Направление сонных мыслей ее вдруг рассмешило – надо же, пожалела мужа! Именно сейчас! В своем болезненно хмельном никудышном состоянии!
– Нет, она еще и смеется… – тихо удивился Валентин, – над кем смеешься-то, голубушка? Над собой смеешься? А ну, вставай, кому говорю! Иди, в зеркало на себя погляди, пьянчужка несчастная!
– Кто пьянчужка? Я пьянчужка?
Таня приподняла голову, неверным жестом отбросила со щеки волосы и попыталась изобразить обиду, но ничего хорошего из ее стараний не вышло, потому что тут же настигла новая волна дурноты, поэтому на лице, кроме болезненной судороги, ничего не отобразилось.
– Конечно, пьянчужка, кто ж еще… – с тревогой склонился над ней Валентин. – Колдырь несчастный… Что, совсем плохо, да? Может, воды с лимоном принести?
– Ой, будь другом… Принеси, а?
– Ладно, сейчас…
Валентин ушел на кухню, а Танина голова снова упала на подушку, и мысли в голове понеслись такие странные, совсем не вписывающиеся в ее тяжкое похмельное состояние. И опять же муж Валя в этом виноват! Эта его манера общения… Господи, какие же любовь и нежность скользят в его ворчливом утреннем недовольстве! Какая забота! Какое трепетное восхищение! И так всегда и во всем… Как говорится, не задушишь, не убьешь. Что есть, то есть. Повезло с мужем. Ни грамма в нем нет от этого вот мужского противного – я прав просто потому, что я мужчина, и я в семье главный…
А все потому, что он на самом деле мужчина. Тот самый, который с большой буквы. И на самом деле в семье главный. Добытчик, стена каменная, такая прочная, что прочнее некуда. И любовь у него тоже каменная. В том смысле, что нерушимая. Пятнадцать лет живут – и ни одной трещинки. Повезло… Как говорит мама – штучный товар твой Валя, таких больше не бывает.
Дурнота отступила, и в сотый раз Татьяна поклялась себе – никогда больше не пить шампанского. Вроде благородный дамский напиток, а действует на всех по-разному – одной даме хоть бы что, а другую с ног валит… Но неловко было вчера отказываться от шампанского – шеф для своего юбилея так расстарался, самого лучшего приволок целый ящик, хотел угодить этим самым дамам. А что? Коллектив чисто женский… Есть логика. Не будет же он разбираться в предпочтениях. Тем более для него они вовсе не дамы, а сотрудницы. Пей, что наливают, и радуйся.
Остро запахло кофе, и Таня подумала с легким раздражением, граничащим с кокетливой капризностью: я ж воду с лимоном просила, а не кофе…
Валентин уже входил в двери спальни, неся перед собой поднос. Таня чуть приоткрыла глаза, увидела на подносе большой стакан с мутно-желтой лимонной водой и чашку с кофе. Ее любимую керамическую чашку, оранжевую, грациозную, с большой удобной ручкой. Села на постели, потянула руки навстречу подносу, нетерпеливо перебирая пальцами.
– Да подожди ты, не торопись… Захлебнешься… – сочувственно проговорил Валентин, глядя, как Татьяна жадно вливает в себя воду. – А может, рассола огуречного еще принести, а? Чтобы уж наверняка…
– А у нас что, рассол огуречный есть? – удивленно глянула Таня, на секунду оторвавшись от стакана.
– Да нет… Это я так сказал, для метафоры.
– Ладно, хватит над бедной женой издеваться, – выдохнула она, осушив стакан. – Уф, хорошо-то как, а?
– Ты не жена, ты колдырь. Поняла, кто ты? Хорошо, пацаны тебя сейчас не видят, а то бы рассыпался у них на глазах образ прекрасной матушки. Я как знал, к бабушке с дедушкой их вчера отправил…
Таня взглянула на мужа, ничего не ответила, только хмыкнула. Ухватила чашку с кофе, сделала первый глоток, закрыла глаза.
Да, это хорошо, что мальчишки ее сейчас не видят. Хотя… Чего тут такого, подумаешь. Всего лишь правда жизни. Да, иногда у мамы на работе случаются юбилеи. И мама может расслабиться и не рассчитать положенного для нормального веселья дозы шампанского. Тем более возраст у пацанов не самый младенческий, Егору четырнадцать, а Даньке недавно восемь отметили.
И вообще, созданный в семье образ матери изначально непререкаем и романтичен. О чем тут еще говорить? Она Дюймовочка нежная. Она – фея. Она принцесса на горошине. Кто там еще? Золушка, что ли?
Нет. Золушка – это не про нее. Роль Золушки в доме исполняет муж Валя. Причем никто ему эту роль не навязывал, сам напросился. Сам был готов изначально и семь розовых кустов сажать, и фасоль разбирать рассыпанную, и думать о смысле и обустройстве их семейной жизни. Сам, только сам… Так он любовь свою доказывал… И доказал, наконец. Хотя и зря старался – Татьяна ему сразу поверила. Иначе бы замуж не вышла, потому что…
