Синеет речка Тара
Авторы: Константин Васильевич Домаров
Жанр: Советская классическая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 125 страниц. Год издания книги - 1985.
В книгу современного русского писателя вошли две повести («Золотая пряжа», «Гроза на Елень-озере») и несколько рассказов. Автор правдиво, интересно, с большой душевной теплотой рассказывает о родном ему сибирском крае, о деревне, о крестьянах. Перед читателем раскрываются разные судьбы, разные характеры людей, но всех их объединяют общие черты — трудолюбие, честность, доброта и неизменная любовь к земле, к своей Родине.
Читать онлайн Синеет речка Тара
Домаров Константин Васильевич родился в 1927 году в семье хлебороба в деревне Коршуновке Усть-Таркского района Новосибирской области. После окончания семилетней школы работал в местном совхозе.
В 1944 году был призван в ряды Советской Армии и принимал участие в Великой Отечественной войне на Дальневосточном фронте.
С 1953 года Домаров К. В. живет в Киеве. Здесь он окончил Киевский государственный университет им. Т. Г. Шевченко, после чего работал в редакциях республиканских газет и журналов.
Писать и печатать свои произведения Константин Домаров начал в 1946 году. В 1963 году вышла в свет его первая книга «Попутчики». Затем появились книги «Храбрецы» (1967 г.), «Парнишка из далеких Дубравок» (1973 г.), «Гроза на Елень-озере» (1978 г.), «Санный след» (1983 г.).
Домаров К. В. — член Союза писателей СССР.
ЗОЛОТАЯ ПРЯЖА
Повесть
Светлой памяти моих родителей — отца Василия Александровича и матери Татьяны Андреевны
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вечный труженик
Где-то во втором часу пополуночи нас с братом Иваном унес в звездное небо с Бориспольского аэродрома могучий лайнер, а сутки спустя поезд громыхал от Омска в сторону Татарска.
Прежде-то, подъезжая к этому городишку, торопил, торопил я поезд. Вот уж как хотелось поскорее увидеть маму, отца, брата Сашку, сестер Валю и Катю, ступить на землю свою родимую, где закопана моя пуповина. И были для меня те первые минуты первых объятий и тихих радостных материнских слез великим счастьем. А что же теперь?..
Мы неслись в пространстве. Справа, в иллюминаторе, неподвижно висела вызревшей тыквой ко всему равнодушная луна, гудели однообразно, если не печально, мощные турбины. Иван мечтательно, для себя будто, говорил:
— Приедем вот, а нам навстречу отец: «Сынки мои! Дети…»
О, если бы!..
Перед этим мне снилось: мы с отцом вдруг очутились в родном его селе Ольгине. И все так странно. Деревушка какая-то, вовсе не то, что запомнилось мне из далекого детства. Дома не дома, а какие-то землянки с пустыми провалами окон. И нигде ни души — вымерло все. И свет мглистый, как при затмении солнца. Кругом какие-то холмики из знойно дышащего песка. По одному из таких холмиков босой отец спустился и исчез в землянке. Тревожно и жутко стало мне — больше не увижу отца. И стал карабкаться вверх по горе, по горячему, обжигающему босые ступни песку, а перед глазами мельтешили черные, будто молнией обожженные, не то деревья, не то кресты. Я все выбирался из того чернокрестья, а душа разрывалась в немом крике: «Тятя-а-а…»
И пришла роковая телеграмма.
…Поезд на станцию пришел во втором часу. Городишко затаился, притих во тьме, забывшись провинциальным сном. Обочь каменистой улицы Володарского скупо светились электрические фонари. Ни о какой попутной машине нечего было и думать. Вот и топали с чемоданами яблок и груш. И далековато, и тяжеловато, а надо. Но тут нам повезло: нагоняет крытый брезентом «бобик». Остановился, передняя дверца распахнулась, и показалось лицо сидевшего за рулем.
— Может, подвезти вас, ребята? Вяжу — с грузом вы.
Симпатичный майор этот Николай Иванович. Работал он в здешнем военкомате заместителем начальника. Тогда мы стали друзьями.
Подъезжаем к родительскому дому. Огонек, что мерцал в окнах, напомнил мне о том кошмарном сне, и я весь внутренне напрягся. А когда в глубине ограды отчетливо забелел крест, прислоненный к плетню, то мне он показался черным, как те, что снились накануне.
Нас ждали.
С тяжелым чувством переступил я порог настежь распахнутой двери, и вот он, свежеструганный гроб. Стоит на табуретках посреди сумрачной комнатенки, с электролампочкой под потолком, завешенной колпаком из газеты.
Отец, казалось, бездыханно спит. Притворился будто, чтобы разыграть нас с Иваном: открыть глаза, хитро нам усмехнуться и сказать: «Ну, здорово, сынки! Чего это вы зажурились?»
— Василий, — горестно сказала мама покойнику, — подымись, посмотри, кто к тебе приехал. Дети твои к тебе послетались, сыновья твои долгожданные. Ох, ох! Уж так он вас за последние дни ждал, так ждал да мучился, ровно смерть свою чуял. А Сашка-то пошто не приехал?
— Должен завтра быть. Прилетит.
Мы опустились на табуретки возле покойного. Иван по левую сторону гроба, я — по правую. Тетка Марина, сестра отца, тихонько запричитала:
— Братец мой Васенька, за что же ты на нас разобиделся? В какую дальнюю путь-дороженьку ты от нас, братец, собрался?..
Тяжело мне» было слышать эти причитания, и я со вздохом сказал:
— Чего уж теперь? Время придет — и нас не станет. А отец свое пожил.
— Пожил, пожил покойничек, — согласилась тетка Марина, глядя на отца сухими глазами. — Пожил братец Васенька, буйная головушка. И горя всякого на своем веку хлебнул, и всего. Ну, и до любой работы был охоч.
— Да-а! — отозвался зять Егор. — Это так. С им-то кто мог тягаться в работе? Напарники вон плотничать отказывались — сил не хватало. А он… Косить ежели пойдет… Да что там!..
— А перед тем, как помереть, — стала рассказывать мама, — сон ему снился. «Кошу, — грит, — в совхозе своем траву, а трава высоченная да густюшшая! Как взмахну литовкой — так и полкопешки. Пристал шибко, лег это на кошенину да и задремал. Сплю не сплю, а тут подходит старичок, дряхленький такой, толкает меня да и жвакает: «Ты чё это, лодырь, дрыхнешь?» А я ему: «Извини-подвинься, отец. Ошибся ты на полголяшки. Не лодырь я, а вечный труженик». Рассказал он мне это и на работу стал собираться. А ночью-то и умер. Вот так!..
