Пакистан, Племенная зона
Северный Вазиристан
22 июня 1988 года
В племенной зоне — она никогда не контролировалась правительством — сейчас было людно. Строились новые дома и даже целые селения из подручных материалов, чаще всего — камень и ржавое железо. Много детей, женщины, закутанные в чадру — видны только глаза. Все с оружием — буквально все. Последние несколько миль до селения, в котором их должен был дожидаться переправщик — они проделали на ослах. Подполковник видел ребенка, на вид десятилетнего — но с автоматом Калашникова, глаза аж сверкали от гордости. Последний раз такой кошмар: дети-убийцы он видел в Ливане…
Селение, в которое они пришли и которое выбрали промежуточной точкой, стартовой площадкой для перехода на ту сторону — располагалось на склоне горы, не слишком крутом, но и не пологом, градусов под сорок пять-пятьдесят уклон. Домишки жались ко склону как колония стрижей к обрывистому берегу. Они выглядели нищими и отсталыми — но то тут, то там виднелись антенны — значит, здесь принимали телевидение. Кое-где стучали дизель-генераторы, дымились печи — еду здесь готовили в примитивных печах.
Еще удивили собаки. Они здесь были, что нехарактерно для мусульманских стран — обычно мусульмане не держат собак потому что укушенный не попадает в рай. Но здесь вера отступила перед целесообразностью: местные были пастухами, а пасти стада в горах невозможно без собак, кроме того — пакистанцы любят собачьи бои и даже вывели свои породы собак: булли кута и гуль донг. Но собаки, которые бежали за ними, огрызаясь и лая, были совсем не благородными бойцовыми и охотничьими собаками — какие-то шавки, которые опасны только в стае.
Их поселили там, где и принято было селиться чужакам — на отшибе был специальный домик. Корви забеспокоился — проще простого ночью окружить и убить. Но полковник — объяснил, что здесь так принято, для гостей существует специальный дом.
Войдя в жилище, в котором, может статься, им придется провести несколько суток — полковник огляделся по сторонам, постучал по стенам. Сложены крепко, глина и камень внутри — но вот дувала не было. А это значит — не было первой линии обороны.
Русские вопросительно смотрели на него.
— Собрать оружие. Никуда не выходить без него. И пусть кто-то дежурит постоянно на крыше. Распределите время дежурства между собой.
— Есть — сказал старший среди русских.
Полковник — сходил в деревню, это у него заняло чуть больше часа. За это время — Корви успел выйти на связь и доложить, что все нормально. Процедура связи была следующая: нужное сообщение наговаривалось на специальный магнитофон, потом преобразовывалось — пленка прогонялась со скоростью в двести раз превышающей нормальную. Потом — в таком виде сообщение сбрасывалось на военный спутник. Была и обратная процедура приема шифрованных сообщений.
Когда Рушани вошел, подполковник как раз закончил разборку устройства связи. Он вопросительно посмотрел на пакистанца.
— Нас приглашают разделить ужин.
— Кто?
— Местный эмир. Отказаться — проявление неуважения.
— Всех?
— Конечно, всех. Для них вы все — неверные и не более того.
Местный эмир жил в доме, отличавшемся от дома последнего бедного феллаха в этой деревне лишь размерами. Пакистанцы не строят ввысь, он и не обладают технологиями многоэтажного строительства — только вширь, как в Африке. Дом был размером примерно с пять средних домов в этом селении, он был полностью окружен высоким, выше человеческого роста массивным, лепленным из глины забором, очень толстым. Подполковник впервые был в таком месте — и с интересом оглядывался по сторонам.
Стены были леплены из кирпичей, обожженных в самодельной печи, в отличие от нищих домов крыша — не из тростника, а из ржавого железа, плоская. Во дворе — колодец с самодельным воротом, часть двора застелена ковром — для людей, ковер во дворе символизирует особенное богатство дома. Другая часть двора — для животных.
Двери деревянные, но внутри — дверей нет, вместо них — завесы из разукрашенной ткани. Внутри дома дверь только одна — между женской и мужской половиной. Полы земляные — но тоже застелены коврами до последнего сантиметра, что свидетельствует о богатстве. Нормальные стекла, правда без рам, в бедных домах их нет. Во дворе — курится дымом земляная печь, тут же — кровь, отрезанная голова барана и головы кур. В свете заходящего солнца кровь почти черная…
Эмир был лет пятидесяти, может, побольше. Заросший бородой, в местной, не совсем чистой одежде, с пронзительным взглядом. Полковник знал, что гостя здесь убить не могут, подождут, пока он покинет дом — и потому смело ступил за порог.
— Именем Аллаха, приветствую вас в своем доме… — сказал эмир
— Да пошлет Аллах удачу вашему дому — поблагодарил полковник
Вместе с эмиром были его люди, то ли родственники, то ли приближенные боевики. Они смотрели на белых и из их глаз сочилась ненависть…
— Я прибыл издалека, я и мои люди — сказал подполковник Корви заранее заготовленную фразу — но я знаю о беде, постигшей ваш народ. Американский народ всецело на стороне Пакистана и верит в великое будущее вашей страны…
Эмир что-то проворчал. Подполковник Корви наивно ошибся, приветствие пошло совсем «не в кассу». Местные исламисты — недолюбливали государство Пакистан, недолюбливали пакистанскую армию. Особенно их ненавидели здесь, в зоне племен, которую Зия уль Хак в свое время приказал усмирять химическим оружием. Но эмир был опытным и хитрым человеком, он прекрасно знал, что Америка — это деньги и поэтому придержал свое мнение при себе…
