1
Влажный гравий громко заскрежетал под ногами. Убийца отметил это и шагнул в сторону, на газон. Он постоял, огляделся и с удовлетворением определил, что следы его скоро размоет упорно моросящим дождем.
Зашагав снова, он потянулся правой рукой к револьверу в кармане куртки. Холод металла его не встревожил. Он без заминки приблизился к даче, широкое окно которой было открыто. Наскоро убедившись, что за ним не следят, он чуть-чуть наклонился вперед.
Человек в комнате был виден лишь смутно. Он явно искал что-то на письменном столе. Чтобы открыть окно пошире, убийца толкнул левой рукой полузатворенную створку. Почти бесшумно. Но и это насторожило человека в комнате. Он выпрямился и повернул голову к окну.
Убийца не стал медлить. Он вынул револьвер из кармана и выстрелил.
Звук был короткий и резкий, и убийца тут же подумал, что дождь его заглушит.
Он подумал это за какую-то долю секунды до того, как человек в комнате молча упал.
2
Лишь в тот миг, когда на каштановой аллее по ветровому стеклу шлепнула бурыми листьями мокрая ветка, до сознания доктора Вальтера Марана дошло, какая ему грозила опасность: сквозь прозрачный сектор стекла, с которого паучья лапка «дворника», дергаясь, счищала мутную морось, он увидел, что дорога, и так-то грязная, усыпана гнилыми листьями, пустыми скорлупками и блестяще-коричневыми плодами.
Он осторожно выключил скорость и постепенно сбросил газ, внимательно поглядывая на спидометр, красная полоска которого спокойно соскользнула со ста десяти, тревожно задрожала на девяноста, потому что машину понесло юзом, а потом плавно пошла к нулю.
Когда Маран снова осторожно включил передачу и медленно нажал на педаль газа, ему стало вдруг ясно, что он вел себя как убегающий преступник, который теряет голову от гнетущего страха, что его обнаружат.
Да, верно, он хотел убить. Но он представлял себе это не как убийство, а как исполнение приговора, что ли, как казнь осужденного, и осужденного по заслугам.
Хотя мотор спокойно гудел, Маран не чувствовал обычной уверенности опытного водителя. Он вспоминал - и понял, что и до выстрела он вел себя как убийца.
Все шло поначалу так, как он продумал заранее - и когда он оставил машину в нескольких сотнях метров от дома за поворотом, и когда направлялся к даче осужденного неторопливым шагом, словно прогуливаясь, и даже когда остановился как бы в задумчивости, чтобы стереть кончиком указательного пальца скопившуюся влагу с медной скобы калитки. И эту сцену он тоже продумал заранее, она обеспечила бы впечатление безобидной случайности, если бы его жертва следила за ним.
Но в ту минуту, когда он толкнул калитку и убедился, что она вопреки его опасениям не заперта, его словно бы вдруг подменили: он торопливо озирался, высматривая, не заметил ли его кто-нибудь, сердце у него колотилось, шаги его сделались вдруг короткими и неверными, а когда влажный гравий заскрежетал у него под ногами, он и вовсе перепугался до смерти.
Он перешел на мокрый и мягкий газон, но тихое чавканье травы вызвало у него новый приступ ужаса. Он непроизвольно пригнулся, ища беспокойными глазами куст, чтобы укрыться. Он почувствовал, как под мышками у него выступил и каплями потек по коже холодный пот.
Холодный металл лежавшего в кармане куртки револьвера, который он схватил теперь правой рукой, прямо-таки подгонял его; он поразительно быстро очутился у открытой створки окна и еще шире приотворил ее левой рукой, прежде чем выстрелил в темноватую комнату.
Лишь легкий дождь, который не переставал накрапывать, дал ему силу уйти, заставив его подумать, что в этом упорном шуршании быстро утонет короткий и резкий звук выстрела.
Но он побежал, побежал длинными перебежками, пригнувшись, сторожко озираясь по сторонам. Перед садовой калиткой он испугался собственного бегства, содрогнулся при мысли, что привлечет к себе внимание странным своим поведением, и дальше пошел медленно. При этом он сам заметил, какой неестественной и скованной сделалась его походка.
Едва сев в машину, он отчаянно рванул с места и как безумный все повышал и повышал скорость, пока наконец эта бурая ветка каштана не привела его в чувство.
Марану стало стыдно: он собирался исполнить приговор, а на поверку вышло простое, омерзительное убийство.
Он мысленно видел лицо своей жены Маргит, видел, как оно исказится от ненависти и отвращения, когда он через несколько минут скажет ей это.
3
Маргит Маран стояла у окна маленькой виллы, спрятавшейся за городком в расселине между двумя цепями гор. Наметанный глаз архитектора хорошо выбрал место: уединенное, вид на долину, по которой извивалось шоссе. Со стороны шоссе участок был защищен от непрошеных гостей решеткой из кованого железа, а те, кому разрешалось войти, оказывались перед уютным и просторным английским газоном, который сейчас, правда, походил на взъерошенную шерсть мокрой дворняги.
Женщина стояла неподвижно, глядя на дымовую завесу дождя; но она была полна нетерпения и злости.
Он прекрасно знал, что она собиралась уйти в это время, и он знал куда; она сказала ему это сегодня утром, и он кивнул головой, как кивал уже три года, когда она говорила это, кивал с непроницаемым лицом, которое иногда казалось ей серым.
