Шерлок от литературы
Авторы: Ольга Николаевна Михайлова
Жанры: Самиздат, сетевая литература, Исторический детектив
Циклы: не входит в цикл
Формат: Фрагмент
Всего в книге 74 страницы. У нас нет данных о годе издания книги.
В чем тайна Гамлета? Покончил ли с собой Маяковский? «Декамерон» — это точно о радостях жизни? Родственна ли Анна Ахматова Данте Алигьери? Смерть Есенина — это происки ГПУ? Почему Блок принял революцию? Почему спился Шолохов? В чём ущербность советской литературы? Что стоит за самоубийством Фадеева и почему стрелялся Николай Островский? И, наконец, правда ли, что гомосексуалисты — талантливы? Все эти вопросы мирно обсуждают в особнячке в Банковском переулке за коньячком два питерских филолога Мишель Литвинов и Юрик Истомин.
Читать онлайн Шерлок от литературы
Главное, чему учит нас чтение книг, — что лишь очень немногие книги заслуживают прочтения.
Генри Луис Менкен
Во мне, а не в писаниях Монтеня содержится то, что я в них вычитываю.
Блез Паскаль
Пролог. Перезагрузка сознания
Я был просто дураком, и единственное, что меня извиняло — молодость. В двадцать глупость ещё простительна.
— Юрий, я не могу быть с тобой. Ты должен понять, — Рита смотрела странно пустыми глазами, — Сергей и я… мы решили пожениться.
Должен понять? Наверное, но я не понял. Не смог. В университете была военная кафедра, однако на следующий день я появился в военкомате. Там на меня тоже странно посмотрели, но вроде поняли.
Так я оказался в Афгане. Это был не Кандагар, но тоже горячее местечко. Когда я понял, что был дураком? При первом же подрыве, почти как в матрице процессора компьютера, в мозгу идёт переформатирование сознания с одновременным осознанием нового уровня сложности жизни. Я быстро понял, что измена нравящейся девицы, в общем-то, не стоит и гроша, предательство того, кого считал другом, — тоже не повод для отчаяния, и таких резких движений делать впредь не следует. Это был первый вывод зрелости.
При этом в Афгане какая-то незримая стена отделяла меня от остальных. Сблизиться ни с кем не получалось. Я вроде считался своим, но… всегда вроде.
… Каска спасла мне жизнь, сказал потом нейрохирург. Но это уже в госпитале, а сначала были вспышка и два удара. Тугой удар воздуха и жестокий удар о неприветливую афганскую землю. Мгновенный провал в сознании. Открыв глаза, я удивился тишине. Где-то далеко-далеко бесшумно горела боевая машина, и суетились люди. Не было звука, не было боли и ощущения собственного тела. Но через мгновение я вернулся в мир. Вернулся грохот боя, разрывающий перепонки, затем пришёл запах горелой резины и раскалённого металла, нахлынула боль, заполнившая череп раскалённой лавой. Потом все шло отрывками, через черные провалы. Командир взвода с запёкшейся ссадиной на лице: «Истомин! Слышишь меня? Истомин!». Подрагивающий пол вертолёта и матерящийся от боли сосед. Приёмный покой госпиталя: «Нет, нет, тяжёлая контузия! Скорее всего — отвоевался».
Наконец белый потолок больничной палаты. Английский пилигрим Ферер записал в походном блокноте: «Иностранец, которому случится попасть в Афганистан, будет под особым покровительством неба, если выйдет оттуда целым и невредимым и с головой на плечах». Небо покровительствовало мне: я возвратился в Питер — нервный и издёрганный, но с головой на плечах. Она уже почти не болела. Полтора года войны оказались в прошлом, но переход к покою дался мне тяжелее, чем пути по пыльным афганским тропам после прогулок по ленинградским проспектам. По ночам я всё ещё воевал, и спокойствие городских улиц действовало на нервы. Впрочем, чего врать-то? На нервы действовало абсолютно всё.
Конец августа не дал времени на размышления: я хотел вернуться в университет. Это удалось неожиданно легко, потребовалось только написать заявление на имя декана с просьбой восстановить меня на четвёртом курсе. Я написал. Мои сокурсники уже окончили университет, и, понимая, что попаду в общество незнакомых людей, я нервничал ещё больше. На Университетскую набережную пришёл за полчаса до занятий — сам не зная, почему. Потоптался у расписания, переписал его в блокнот, поднялся на второй этаж.
…Он появился в конце тёмного коридора, неровной вихляющейся походкой подошёл к моей аудитории. Глаза, большие и наглые, окинули меня быстрым взглядом. Я сжал в карманах кулаки. Худой, вихрастый, с насмешливой шутовской рожей, он не понравился до отвращения, но я сдержался: коридор за его спиной уже наполнялся людьми, стало шумно, двери в аудиторию распахнулись, краем глаза я заметил нашего куратора.
Неожиданно кривляка заговорил:
— Афганистан, — кивнул он так, словно свидетельствовал, что дважды два — четыре. Потом, без всякой паузы, добавил, — не нужно так сжимать руки в карманах, Юрий, даже если моя физиономия вам не по душе. А что она вам не по душе — понятно как раз из сжатых кулаков в карманах. Мы не выбираем себе лица. — Он снова улыбнулся и гаерски поклонился. — Я — Михаил Литвинов.
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — я смерил его тяжёлым взглядом.
Всегда терпеть не мог, когда навязываются со знакомствами.
— Ну, откуда бы мне это знать? — снова усмехнулся он и пояснил, как ребёнку, — в деканате, разумеется, сказали. Вам не понравилось, что я излишне фамильярен? — проницательно спросил он. — А мне показалось, вам не хватает… — он неожиданно умолк.
— Чего? — тон мой стал резче.
Этот паясничающий гаер порядком надоел. Кроме того, в деканате я сказал, что вернулся из армии, но никому ничего не говорил про Афганистан, и то, что он угадал, тоже разозлило.
— Чего мне не хватает?
Улыбка сбежала с лица Литвинова. Он обернулся на шум в коридоре, где за его спиной две девицы с визгом бросились друг другу в объятья, потом снова посмотрел на меня — всё тем же остановившимся тёмным взглядом. Теперь он казался серьёзным и печальным. Я отметил, что глаза его — тёмные, без зрачков, — напоминают дула автоматов. Пока он смеялся, это не проступало.
