— Не, ну не уроды, а? Я ж им сказал, что ещё утром всё было в порядке, все внешние динамики нормально работали, а они… — Казак сокрушённо махнул рукой.
— На много попал? — Савелий неторопливо резал овощи, сидя на бревне у костерка.
— Семьдесят пять рублей! — Казак сплюнул. — Считай, половину месячной зарплаты!
— Дмитро, а, Дмитро! — ехидно позвал Дюбель. Он вольготно развалился на соседнем бревне, под прямым углом к тому, на котором сидел Савелий. — Это не тот ли лобовой динамик, который у тебя две недели как тю-тю? Ну когда мы на Угру на пикник катались?
Казак недобро зыркнул на него.
— Какая разница! Им честный подданный русским языком говорит, что динамик вот сейчас сломался, а они не верят! Это что за полиция у нас получается? Не русские, а немцы какие-то, чес-слово… Вернусь домой — накатаю жалобу в канцелярию императора! Они у меня попрыгают!
Дюбель ухмыльнулся, выудил из поясной сумки компакт-планшет, привычно встряхнул кистью, чтобы развернуть его, и протянул Казаку.
— А чего ждать? На, катай!
Казак почему-то брать планшет и не подумал. Вместо этого он просверлил Дюбеля яростным взглядом.
— Ты начинай, а мы поможем, — самым невинным тоном предложил Дюбель. — Коллективное творчество! Запорожцы пишут письмо Мерседесу!
— Да иди ты… — процедил Казак, сунул руки в карманы и ушёл к мангалу.
Савелий оторвался от своего занятия и неодобрительно покачал головой.
— И чего ты его каждый раз цепляешь, а, Сашка? Всё твоя боевая юность в Донецке играет?.. Так он против тебя не воевал, от мобилизации в Польше отсиделся.
— Все они от «могилизации» в Польше отсиделись, кого ни спроси, — буркнул Дюбель, упихивая планшет обратно в сумку. — А я помню, как такие вот орлы гоголями ходили в натовском камуфле по Украине. «Я с АТО!» — орали…
— Да забей.
— Давно забил. Но конкретно Казака я не люблю не за это. А за то, что он жлоб. Вот скажи мне, кто не знает, зачем на машинах с ЭДС-движками стоят внешние динамики?
— Ну ты спросил… — Савелий вернулся к овощам. — Этому учат в первом классе.
— Во-от, а у него динамик уже давно не работает, и Казак прекрасно об этом знает. Я ж недаром Угру вспомнил. Казак там типа дискотеку устроил — пустил через внешние динамики музыку с аудиосистемы. И лобовой уже тогда молчал. А если бы он за эти две недели на какую-нибудь полуглухую бабку или ребёнка наехал, то тоже орал бы, что не виноват?
— Так не наехал же, — буркнул Савелий. — И вообще то, что машины с ЭДС совсем бесшумны, — фигня полная. Одни шины как шелестят…
— Это ты потом родственникам объяснять будешь, — оборвал его Дюбель.
— Каким родственникам?
— Если повезёт — своим. Жене, например, почему вместо того, чтобы детей одевать-обувать, ты второй год штраф выплачиваешь и компенсацию вреда здоровью пострадавшего… Расскажешь ей, что динамики просто так на машины вешают, для поднятия настроения. Чтобы звуковой фон в городах облагородить.
— Да ну тебя, — махнул рукой Савелий. — Не заводись. Лучше посмотри, как там шашлык. А то у мангала такие проглоты собрались — если зевнём, на один зуб не останется.
— Ага, особенно Казак, — Дюбель криво усмехнулся, поднимаясь с бревна.
Шашлык ещё доходил. А вот страсти уже кипели неподалёку от мангала. Центром кипения оказалась незнакомая Дюбелю молодая дама. У неё были рыжие всклокоченные волосы и некрасивое, возбуждённо-перекошенное лицо. Она что-то жарко втолковывала собравшемуся вокруг народу. Дюбель подумал, что определённая изюминка в барышне есть, и изюминка эта — страстность. Ишь как чешет. Умеет себя подать аудитории. Стоп. Чего-чего?..
— …выросшие в условиях тоталитарного государства, вы даже не можете себе представить, насколько человеку, с детства привыкшему к свободе, может быть ненавистно…
Дюбель сдал назад и развернулся к Равшану, колдовавшему над углями.
— Это что за… Проповедница, а?
— А-а, — лениво ответил тот. — Тушкан приволок. — И умолк, задумавшись.
Дюбель, сгорая от любопытства, чуть не пихнул его локтём в бок, но сдержался. Медитирует себе над углями — имеет право. Лето, речка, лесок, выходные, напряги пусть идут лесом.
— Аспирантка. У них в универе на стажировке. Калифорнийка. Ты же знаешь, Тушкана вечно тянет на экзотику.
— А то! Но американка это, пожалуй…
— Ты при ней такого не ляпни, — перебил Равшан. — В морду вцепится и повиснет. Причём не молча. Проверено самим Тушканом, он просил всех предупредить.
— Что ж ты молчал?! — притворно возмутился Дюбель.
— Докладываю, — меланхолично сообщил Равшан. — Тушкан просил следить за речью, чтобы не нанести девушке моральную травму. Поскольку они теперь все независимые и жутко злятся, когда их зовут американцами… Наша гостья — гражданка Калифорнии. Понял? Хорошая страна Калифорния, никого не бомбила, даже гуманитарно. Я не я, и лошадь не моя — и вообще: я не такая, я жду трамвая…
Дюбель кивнул.
— Чего тут не понять. Наша гостья — из этих… борцов за всеобщую свободу и против имперских амбиций злочинной влады, то есть преступного империалистического режима.
— Ну да, где-то так, — Равшан взял бутылку с водой и брызнул на угли, полыхнувшие из-под капнувшего на них растопленного жира. — То ли зрада, то ли перемога, но все борются за мир.
