Северин едет по тундре

Севери́н сидел в чуме старого Тункая и смотрел, как он вырезает из кости олешка. И сам олень-то невелик, а рога у него и вовсе маленькие! Нажимает Тункай остро отточенным лезвием ножа на желтоватую крепкую кость, и вот из неб выступает один отросток рога, другой… оживает олень. Будто увидел старик в куске моржовой кости этого оленя и выпустил на волю.

Рука у Тункая большая, а как ловко и тонко у него получается! Старый уже Тункай, редко выходит наружу, сидит по целым дням в чуме, поближе к железной печке, и, склонив голову с реденькой седой бородкой, вырезает из кости. Теперь он делает оленью упряжку: закинув рога, грудью разрезая ветер, мчатся вперед олени. Кажется, вот-вот, как птицы, оторвутся они от земли. За ними на нартах фигуры человечков в малицах, у одного длинная палка — хорей — в руке. Погоняет оленей. Точь-в-точь так ездят люди на севере…

Северин засмотрелся и не заметил, как Тункай встал, пошёл к печке и стал раздувать огонь. Мальчик надел малицу, застегнул пряжку ремённого пояса. Норка проснулась и насторожила уши.

— Домой пойду, — сказал Северин.

— Что будешь делать дома? — спросил Тункай.

— Книжку читать буду, писать в тетрадку буду.

— Ну, приходи еще, — ласково поглядел Тункай на крепкого круглолицего мальчика, — я покажу тебе, как выбрать кость.

Выйдя от Тункая, Северин хотел перебежать в свой чум, но остановился, всматриваясь. Как всегда зимой, бахромчатые занавеси северного сияния ходят по небу, то широко расстилаясь и разгораясь, то на минуту угасая, чтобы потом вспыхнуть ещё ярче. Тогда всё кругом освещается серебристо-зелёным светом: и чумы, и подошедшие к чумам олени, и бескрайние просторы тундры и даже, казалось Северину, далёкие-далёкие горы Северного Урала…

Вдруг Северин схватил хорей, прислонённый к чуму Тункая, и кинулся вперёд. И Норка с лаем — за ним.

— Мун та́тось! — гневно крикнул он, а на языке коми это значит: «Иди отсюда!»

К ездовым оленям у соседнего чума пробирался волк. Олени были привязаны к нартам, они заметались, кося огненными в свете северного сияния глазами.

— Мун татось! — ещё грознее закричал Северин, подбегая и размахивая хореем: волк, когда он один, боится человеческого голоса, и если смело держаться, то его можно отогнать.

Волк проскочил мимо оленей и бросился на Северина. Но мальчик не побежал, он остановился и занёс над головой хорей. А вдруг волк кинется ему на грудь, схватит за горло. Но разве можно отдать волку оленя?

Норка охрипла от лая. Забежав сзади, она укусила волка за ногу. Тот зарычал, повернулся, но в это время Северин сильно ткнул его хореем, и волк отступил. Крупный олень ударил его копытом, волк огрызнулся и побежал прочь.

— Су́вод! Догоняй! — крикнул Северин Норке, а сам пошёл в чум.

Норка с лаем помчалась за волком.

В чуме мальчик снял с себя малицу, пояс с медными застёжками и охотничьим ножом, как у взрослого. Потом стянул с ног меховые то́боки.

— Я хочу есть! — закричал он. И добавил: — Мама, я прогнал волка!

— Ай! — всплеснула руками мать. — Он мог тебя загрызть…

— Ин пов! Не бойся! — ответил мальчик, смеясь и усаживаясь на олений мех у маленького столика.

Он всей пятернёй расчесал свои чёрные густые волосы и взял к себе на колени маленького братишку Николяя.

— Сёй! — сказала мать. — Кушай! — и поставила перед ним блюдо с горячей олениной.

Сестрёнка Северина, Окся, и подружка её из соседнего чума, сероглазая Не́нза, тоже уселись к столику. Норке бросили кость.

Северин ел вкусное оленье мясо и рассказывал матери, каких оленей из кости сделал Тункай. Такая красивая упряжка! Он пошлёт её на выставку в город.

— Мама! Я буду ходить к Тункаю: хочу научиться вырезать олешков из кости.

— Ты всё сумеешь, — сказала мать с гордостью, — ты мужчина.

Она надела совик и пошла за снегом — воды в баке осталось мало. На ходу она взяла нож: на морозе снег плотный, его надо резать кусками.

— О! Ничего не видно! — воскликнула она, выходя из чума.

Глаза её после огня у печки не сразу привыкли к темноте.

На севере наступила большая ночь, когда солнце совсем не показывается и люди живут много-много дней под звёздами. Но они хорошо знают, когда надо спать и когда просыпаться.

Мать вскоре вернулась и положила большие куски снега в бак у печки.

— Будет во-да… будет ча-ай! — нараспев сказала маленькая Окся. — Скоро Митро́ придёт чай пить. Окся тоже будет чай пить, — пела она дальше.

Вошёл Митро, старший брат Северина. Совик его заиндевел, на бровях намёрзли сосульки, лицо покраснело от ветра…

— Ой, хо-ло-дно! — сказал он. — Мэ кы́нма! Я замёрз. На дворе пурга…

Он взял веник, отряхнул снег с тобоков и стал раздеваться.

— Метёт. Ничего не видно!

Митро нынче летом вернулся из большого города, где он учился. Северин всегда смотрел на брата с восхищением, он хотел быть таким же учёным оленеводом. Или зоотехником, который ездит по всем стойбищам.

— Ну как, Северин? — спросил брат и похлопал его по плечу.

— Э-э, я прогнал волка.

— Боль-шо-о-го, — добавила Окся.

— Э-э, какого же большого? — спросил Митро.

— Вот тако-о-го, — показала ручонками Окся, растянув их в обе стороны.

— Наверное, я подарю тебе за это книжку: не побоялся, отогнал волка от оленей. Это хорошо.