Долгое время мы совсем не понимали революции,
свидетелями которой являемся:
долгое время мы принимали ее за событие.
Мы заблуждались — это эпоха.
Жозеф де Местр
А.И. Неклесса: Обсуждая сегодня итоги и уроки выборов в "российский парламент" 2003 года, а также первые шаги президентской кампании 2004 года, хотелось бы ввести в пространство разговора дополнительное измерение, поскольку предмет моего профессионального интереса в данном случае несколько своеобразен: он, скорее, социокультурный, нежели просто политический, политологический или политтехнологический. Иначе говоря, меня интересует семантическая сторона ситуации, и потому тему выступления я бы определил как "Семантическая реконструкция России".
1. Когда разговор ведется в аналитической плоскости, то первый, естественным образом возникающий вопрос: а какова, собственно говоря, проблема, которую мы обсуждаем ("распутываем"); и второй, — какие пути рассмотрения ("решения") намечаются. Ключевую же проблемную зону российской партийно-политической ситуации я вижу в "истощении" определенной культуры, связанной с партгосстроительством в категориях "представительной демократии", "публичной политики", "многопартийности" и т. п.
Дело тут даже не в тенденциях авторитаризма или ползучем распространении иной политической феноменологии, дело именно в смене политического языка. Или, если угодно, господствующего стиля мышления. Определенная политическая культура, которая в мире формировалась на протяжении достаточно длительного периода, а в России — рывками, путем прививок и в весьма сжатые сроки, сейчас переживает системный кризис. И возможно прекращает существование. Россия-РФ выглядит тут, на первый взгляд, чуть ли не пионером, хотя предшественники у нее, конечно же, имеются — прежде всего, в зоне стран Юга: в постколониальный период в целом ряде случаев успешно (и по-своему умело) перемоловших оставленное им культурное наследие, прежде всего, — политическую культуру Модернити. Просто Россия из другой социокультурной колоды, потому ее опыт сейчас более интересен и ценен.
Обладая историческим знанием, мы можем сравнивать различные типы социальной ментальности, регистрируя "ситуации перехода". Когда-то политическое конструирование велось посредством религиозной семантики, используя соответствующие концепты и язык. Затем был длительный период, когда политическая деятельность выражалась и позиционировала себя в идеологической форме. Это было время господства "великих идеологий". Сейчас же политическое конструирование переходит в какую-то иную ипостась, в мире выстраивается новая социополитическая культура, у которой нет пока адекватного названия, но которую можно было бы назвать "политтехнологической". Ее социальная основа — повсеместная трансформация гражданского общества в общество массовое, в управляемое и контролируемое "извне" общество потребления.
Вторая проблема, которая непосредственно связана с первой, но, тем не менее, носит автономный характер — освобождающиеся политические (партийные) ниши.
Политический текст, который утвердился на сегодняшний день в стране, в принципе, предполагает некий фундаментальный контртезис. В условиях отсутствия запрета на политическую деятельность, создавшаяся ситуация парадоксальным образом выступает в роли катализатора, ускоряющего процесс политической алхимии. Действительно, прежние партийные конструкции выглядят в новых условиях "игрушечными", а ситуация, в целом, напоминает заключительные главы "Алисы в стране чудес", в ней явно слышатся отзвуки знаменитой фразы: "Все вы — колода карт!". В общем, политтехнологам, как и любым профессионалам следует, наверное, иметь важное чувство — чувство меры, иначе вместо послушных марионеток путем их избыточного обстругивания получаются нежизнеспособные чурки, но "свято место пусто не бывает"…
При отсутствии политической структурности, бал начинает править аморфность, опасное последствие которой — аномия, социальный рак. В подобных условиях власть, блокирующая альтернативную политическую инициативу и декларирующая себя в качестве универсального агента государственности, начинает напоминать Геракла, занятого то ли вечной расчисткой Авгиевых конюшен, то ли укрощением очередной Лернейской гидры, то ли перманентной борьбой с неким их симбиозом. Причем, по мере развертывания этой борьбы и в условиях отсутствия достойного оппонента — все более выпадая из истории, уходя в дурную бесконечность, огрубляясь и опрощаясь. И наступая, таким образом, второй раз на те же самые исторические грабли России.
Аморфное обретает форму, энергии, "упругость" лишь при наличии достойного оппонента. Однако контртезис нынешней логике развития зарождается не у тех источников, которые питали прежнюю оппозицию. Исторический оппонент нынешней власти — некто, стоящий при дверях с закрытым до поры тенью или забралом лицом. На данном историческом перекрестке предполагается, пожалуй, изменение самой геометрии политического процесса, отчего мне и кажется, что социокультурный анализ ситуации на сегодняшний день важнее привычного политологического и политтехнологического языка. Умножение же признаков разрушения сложившейся ранее семантики — свидетельства фундаментальной перестройки политического поля. Упомяну лишь один, достаточно тривиальный, но яркий пример — устойчивую путаницу с определением "правого-левого" в современной российской политике…
