Могли ли вопросы коллективной безопасности найти решение до вторжения вермахта в Польшу, почему этого не произошло, что помешало политическим лидерам того времени предпринять необходимые меры для формирования антигитлеровской коалиции? Это не праздные вопросы, особенно в связи с попытками пересмотреть историю второй мировой войны и ее итоги, навязать поколениям XXI века ее тенденциозное толкование. Как следствие, мировое сообщество может потерять многое из выстраданного опыта коллективного отпора агрессору, сыгравшего решающую роль в победе объединенных наций над нацистской Германией. Лучше всего обратиться к документам.
Службой внешней разведки Российской Федерации рассекречены архивные материалы, освещающие политику страны, которой в силу ее географического положения и ангажированных внешнеполитических подходов предопределено было сыграть немаловажную и, к сожалению, далеко не позитивную роль, если иметь в виду ответы на поставленные выше вопросы. Речь идет о Польше, — вернее, о политике режима, правившего в предвоенные годы в стране.
В рассматриваемый период советская внешняя разведка располагала агентурными возможностями, позволявшими получать совершенно секретные документы, готовившиеся в МИД, МВД и Генштабе Польши или поступавшие в них. Эти документы, на наш взгляд, способны существенно дополнить информационную картину событий тех лет и раскрыть побудительные мотивы решений, принимавшихся руководством страны.
Мюнхенский договор о разделе Чехословакии, в котором непосредственно участвовала Польша, последующие шаги фашистской Германии со всей очевидностью показали, что отсутствие закрепленной международными соглашениями системы коллективной безопасности в Европе развязывает гитлеровской Германии руки для новых актов агрессии. В этих условиях Советский Союз выступил с инициативой заключения с Англией и Францией такого договора, который включал бы в себя обязательство оказывать друг другу военную помощь в случае германской агрессии против договаривающихся сторон или других стран, в том числе и Польши.
В августе 1939 года начались Московские переговоры советской, английской и французской делегаций, которые, как оказалось, были последним шансом воспрепятствовать планам Германии развязать вторую мировую войну. СССР, не имея общей границы с Германией, мог реально участвовать в такой коалиции при условии пропуска его армии через польскую территорию, что позволяло войти в прямое соприкосновение с германскими вооруженными силами. Это, собственно, и стало камнем преткновения на переговорах.
Находясь в плену исторических и идеологических предубеждений, вынашивая собственные планы территориальных приращений, польское руководство воспротивилось этому, не осознавая всей полноты угрозы для собственного суверенитета. Иллюзорное, формировавшееся вначале польским лидером Ю. Пилсудским и возглавлявшим Министерство иностранных дел Ю. Беком представление о совпадении долгосрочных интересов Польши и Германии на Востоке оказалось роковым для польского народа. Варшава заняла позицию, исключавшую возможность заключения военного соглашения между СССР, Англией и Францией при участии польской стороны. Вряд ли всю политическую ответственность можно возлагать на Польшу, но именно ее руководство в категорической форме отвергло создание антигитлеровского фронта в 1939 году.
Польская позиция, как свидетельствуют документы, не была спонтанным решением, она формировалась годами. Еще во время визитов «нациста № 2», Г. Геринга, в Варшаву в 1935 и 1937 годах стороны достигли соглашения о том, что Польша поддержит требования Германии о снятии ограничений в части вооружений и идею аншлюса Австрии. Германия в свою очередь выразила готовность вместе с Польшей противодействовать политике Советского Союза в Европе. В беседе с маршалом Рыдз-Смиглы Геринг заявил, что «опасен не только большевизм, но Россия как таковая» и что «в этом смысле интересы Польши и Германии совпадают».
31 августа 1937 года польский Генштаб выпустил директиву № 2304/2/37, в которой записано, что конечной целью польской политики является «уничтожение всякой России», а в качестве одного из действенных инструментов ее достижения названо разжигание сепаратизма на Кавказе, Украине и в Средней Азии с использованием, в частности, возможностей военной разведки. Казалось бы, в той угрожающей ситуации, в которую вползала Польша, приоритеты должны были бы быть иными. И вообще, какое отношение к безопасности страны имеет Кавказ? Тем не менее предусматривалось сосредоточить кадровые, оперативные и финансовые ресурсы для усиления работы с кавказской эмиграцией сепаратистского толка, имея в качестве сверхзадачи дестабилизацию всеми силами и средствами, в том числе и инструментами тайной войны, внутриполитической обстановки в этой части Советского Союза, которая во время войны становится глубоким тылом Красной Армии.
Вот эти подходы и абсолютно беспочвенные надежды на германо-польский антисоветский альянс и привели к тому, что англо-франко-советские переговоры военных делегаций пришлось свернуть всего за неделю до начала войны, первой жертвой которой оказалась именно Польша. Поэтому не такими уж странными выглядят телеграммы польского посла в Вашингтоне, который, имея установки своего правительства, уверял госсекретаря США К. Хэлла в том, что Варшава не видит для себя угрозы со стороны Германии. Более того, у него вызывало раздражение то, что некоторые американские политики считают Советский Союз и его армию той силой, которая только и сможет противостоять вермахту в случае развязывания Германией войны (телеграммы Е. Потоцкого в МИД 8 ноября и 15 декабря 1937 года). В октябре 1938 года посол в Берлине Ю. Липский в приподнятой тональности извещал министра Ю. Бека о «более чем благожелательном» отношении первых лиц рейха к Польше и о высокой оценке ее политики лично фюрером.
