Шел снег, и оттого, что он летел, рябил за окном, в комнате было особенно тепло и тихо. Мать и Бабушка (назовем их так, потому что именно в этом их качестве они сейчас будут нам интересны и нужны) сидели у окна. Мать что-то шила, а Бабушка штопала носки. Они разговаривали, и ритм их разговора, спокойного и неторопливого, невольно подчинялся движению иглы и полету снега за окном.
— Сказать тебе правду? — говорила Мать.— Вот так сидеть, шить, и пусть снег идет — больше ничего мне на свете не надо. Самое разлюбезное дело — сидеть дома.
— Мы с тобой мало сидим, — отозвалась Бабушка,— потому и любим.
— Нет, я бы с удовольствием,— возразила Мать.— Убралась бы, протерла все до блеска, приготовила обед, с толком, внимательно приготовила бы, не спеша, чего-нибудь испекла — и стала бы ждать семью домой. Сперва одна — влетит, потом другой — важно придет, потом ты из своей больницы, Сережа с работы. Больше мне ничего на свете не нужно.
— Да нет,— ответила Бабушка,— теперь нам с тобой уже дома не высидеть. Мы с тобой женщины испорченные.
Мать с улыбкой нагнулась, чтобы перекусить нитку.
— Испорченные, конечно,— продолжала Бабушка.— Нам уже нужно, чтобы кругом было много людей, чтобы мы всем были позарез нужны. Ты уже не можешь без своего НИИ, я не могу без своих больных. Сказать но совести, я и не знаю, кто кому больше нужен, я им или они мне.
Снег невесомо громоздился на ограде, на дворовых скамейках, на карнизе у самого стекла.
— Что это так Ленки долго нет,— сказала Бабушка.
После школы Лену и еще нескольких первоклассниц повезли на стадион: отбирать в гимнастическую школу.
— Какой снег,— сказала Бабушка.
— Жаль Сергея нет, он бы порадовался,— сказала Мать.
— Да,— тотчас поняла Бабушка. — Наконец-то теща занялась своим прямым делом — штопает зятю носки.
Они шили, поглядывали в окно. Двор был пуст, один снег там царствовал.
— А вот и наша дочь собственной персоной,— сказала Мать.— Мчится, никого не видит, ничего не слышит. Наверняка очередная трагедия.
— И можно наверняка сказать, что из-за Али Крымовой. Что-то не помню я, чтобы в детстве у меня бывали такие подружки.
Никто в семье еще не видал знаменитой Али Крымовой, зато слышали о ней по нескольку раз на день. «Аля сказала», «Аля решила» и даже «Аля велела».
Дочь стояла в дверях, занесенная снегом, в расстегнутой шубе, в шапке набекрень и с отчаянными глазами.
— Что такое? — с испугом спросила Мать, а Бабушка кинулась растирать Ленины огненно- красные руки.
— Где варежки?
Девочка стояла, смотрела все так же отчаянно и, глотая рыдания, не произносила ни слова. Наконец, она выговорила:
— Меня бро-бро-бро...
И Мать с Бабушкой догадались, что ее бросили. Леночка была поручена бабушке Али Крымовой (Алю тоже везли «отбираться»), и вот теперь оказалось, что, когда они ехали туда, Лена отдала Алиной бабушке свои два пятачка, а потом...
— Сказали нам подтягиваться,— захлебываясь и торопясь, рассказывала Лена.— Я ху-худая, мне и подтягивать-то нечего. А у Али не получилось. Меня приняли, а ее не при-при-при... А когда все кончилось, я вышла в раз-раз-разде...
— Ну и что, что?!
— Одно мое пальто висит... Ни Али, ни бабушки, ни пя-пя-пя...
— Куда же они подевались?
— Ушли. А меня бро-бро-бро...
— Значит, у них что-то случилось,— решительно сказала Мать,— может быть, бабушке стало плохо.
За отсутствием пятачка Лена шла пешком, спрашивая дорогу.
— Ах ты, мой дорогой,— говорила Мать, дрожащими руками развязывая Ленин шарф.— А у меня как раз сегодня булочки с корицей. Беги мыть руки — и на кухню.
И только когда Лена убежала, Мать взглянула на Бабушку:
— У меня нет слов.
— Действительно, странные люди. Может быть, Алина бабушка безвольный человек, а девочка избалована...
Но тут их взору предстала Леночка, она торопливо дожевывала, судорожно глотала, чтобы поспешно спросить:
— Можно я пойду погуляю?
После всего — опять на улицу, и так поздно?
— Я на минутку, — крикнула Леночка, бросаясь в переднюю.
Было слышно, как хлопнула дверь.
— Быстро высыхают наши слезы,— улыбаясь, сказала Бабушка.
Но Лена в незастегнутой шубе и шапке опять же набекрень вбежала в комнату и ринулась к вазочке с конфетами.
— Можно я возьму? — спросила она, хватая конфету.
— Зачем тебе — на улицу? — удивилась Мать.
— Так Аля же любит! — крикнула Лена, исчезая в дверях.— Ты забыла?
— Лена, вернись! — крикнула Мать.— Ты видела Алю?
— Я же тебе говорю, она гуляет.
— И она успела тебе объяснить, почему они с бабушкой ушли?
— Ну конечно, — беспечно ответила Лена, едва стоя на месте.— Ей надо было делать уроки.
— Но и тебе нужно было делать уроки. И пятачок...
— Да они просто забыли! — радостно крикнула Леночка.— Просто забыли! — и скрылась за дверью.
Бабушка и Мать молчали.
— Никакого самолюбия у нашей дочки, — сказала Мать.— И уже несет конфетку.
И тут Леночка ворвалась снова.
— Не ту взяла! — крикнула она азартно.— Аля любит только «Мишку на Севере».
— Лена, ты с ума сошла!
— Да я просто не ту взяла! — смеясь, закричала им девочка уже из-за двери.
