— Спи! — Он поправил одеяло и взял ее за руку. — Завтра у нас будет еще один день. Целый день, представляешь?
Она послушно закрыла глаза, улыбнулась:
— Споешь мне что-нибудь?
— Колыбельную?
— Просто песенку. Про снег. Про Новый год. И про исполнение желаний.
— Спою. — Он знал очень много песен. А если подходящей песни не существовало, он сам ее придумывал.
Снежинки — маленькие феи,
Кружат, скользят с небес к земле.
И на душе у всех теплеет,
И год встречаем мы в тепле…
Его привезли перед Рождеством, два года назад, тихим снежным утром. Он лежал в большой черной коробке, похожей на гроб, и она, посмотрев на него, даже немного испугалась. Но потом он открыл глаза, улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, бабушка. Как тебя зовут?
— Ангелина, — ответила она, отчего-то смущаясь.
— А я Джонни. Друг. Будем знакомы… — У него был приятный голос с легкой хрипотцой, так похожий на голос ее внука — единственного сына единственной дочери.
— Будем знакомы, Джонни, — сказала она, кутаясь в старое пальтишко, и не зная, радоваться ли этому знакомству.
Он закончил петь, помолчал немного, слушая ее дыхание, зная, что она не спит, а потом спросил:
— Помнишь, как мы встречали наше первое Рождество?
— Да. Ты приготовил индейку, а я сделала пирог.
— А потом я нарядился Сантой.
— И я тебя немного боялась.
— Ты просто еще не привыкла тогда.
— Да.
— Сейчас не так.
— Совсем не так.
— И дальше будет еще лучше.
— Да. И однажды он вернется.
— Обязательно.
— Спасибо тебе, Джонни. — Она не открывала глаз.
— Спи, Ангелина. — Он держал ее за руку.
Она выиграла его в лотерею. Купила билет у постучавшегося в дом распространителя, только лишь для того, чтобы этот напористый молодой человек поскорей убрался.
А этот ненужный билет принес ей счастье.
Ей было восемьдесят три года, она плохо видела и не очень хорошо слышала, она мучилась одышкой и боялась за свое сердце. Она уже не верила, что ее жизнь может измениться. Она считала, что ее жизнь может лишь закончиться. Не то чтобы она ждала смерти, но она часто — вернее, постоянно — о ней думала.
А потом — после того Рождества — все вдруг переменилось.
И она уже не раз размышляла о том, как бы найти того коммивояжера и поблагодарить его.
Она заснула, и он осторожно отпустил ее руку.
В окошке светилась рябая луна, старинные ходики на стене звонко отщелкивали секунды, в каминной трубе вздыхал ветер.
— Он вернется, — прошептал робот Джонни. — Завтра или послезавтра. Я нашел его. Нашел для тебя…
Это было непросто.
Дочь Ангелины погибла в тридцать два года. Ее сына поместили в приют, разрешив бабушке навещать внука лишь два раза в неделю. Но она навещала его гораздо чаще, иногда забирала домой на несколько дней — воспитатели смотрели на это сквозь пальцы. Все же она была его бабушкой. Глупо запрещать ей видеться с внуком, даже если суд по каким-то причинам и решил иначе.
А потом внук пропал. Стал совершеннолетним, уехал учиться в другой город — и пропал. Первое время он напоминал о себе открытками — все они и сейчас лежат в ящике комода — а потом…
Потом он пропал совсем.
Но она ждала. Если не его самого, то хотя бы открытку. Может быть, на день рождения… Или на Рождество…
— Он вернется… На Рождество…
Рон Гедрок — так звали внука. Этим именем были подписаны все открытки. А почтовые штемпеля и незримые электронные маркеры послужили отправными точками для Джонни, с них он начал свои поиски.
Он многое узнал. И решил, что Ангелине знать этого не следует.
У Рона Гедрока жизнь не сложилась. Сперва, вроде бы, все шло, как у людей, и не понять, где вдруг что-то треснуло, надломилось, повернулось. Не лучшей стороной повернулось…
Рон попал в тюрьму.
За мелкую кражу.
Он уже не учился и не работал, жил в каких-то трущобах, получал мизерное пособие, Водился с сомнительными личностями, занимался сомнительными делами. За ним присматривала полиция, власти подозревали, что он связан с торговцами какой-то гадостью.
Но посадили его за то, что он украл из маркета два пакета сублимированного мяса.
— Я написал ему письмо. От твоего имени.
Рона Гедрока выпустят перед самым Рождеством. Он сам укажет место, где будет жить. Ему подыщут работу. И будут присматривать за ним какое-то время. Незаметно и ненавязчиво.
— Он приедет к нам, бабушка Ангелина…
Джонни вешал над входной дверью гирлянду и так увлекся, что не обратил внимания на то, как на улице остановился желтый кар, как хлопнула дверца, и скрипнула калитка.
Высокий человек в черном плаще и в мятой шляпе остановился на расчищенной дорожке и какое-то время следил за действиями робота. Потом он хмыкнул и громко сказал:
— Эй, железяка, правый край выше подними.
Джонни повернулся, сказал неуверенно:
— Я ровняю по косяку.
— А он перекошен, ты ослеп, что ли? Равняй по карнизу, бестолочь.
— Меня зовут Джонни. Я друг.
— А я Рон. Рон Гедрок. Слышал о таком, железяка?..
Рон Гедрок выглядел лет на сорок, хотя в действительности ему недавно исполнилось двадцать девять. Его обвислые, землистого цвета, щеки были небриты, маленькие вялые глазки прятались под опухшими веками, серые подглазины были похожи на гниль.
— Да, Рон. Мы ждем тебя.
— Ты ждешь меня, железяка? — усмехнулся Рон. — А какое тебе до меня дело?
