Кларе, Ольге и Никите
Жизнь прожить - не поле перейти
Что побуждает писать автобиографию? Почему с годами, с сужением жизненной перспективы, взгляд устремляется к ретроспективе, обращаясь к прошлому, которое возвращается прерывистым потоком воспоминаний? В отсутствие литературной цели, как если бы дело было в написании романа, в котором автор и главный герой совпадают, автобиография вытекает из нравственного требования внести ясность в прошлое, исполненное вопросов, на которые пишущий автобиографию пытается найти ответ для себя и для тех, кому это интересно.
Целью такой автобиографии будет подведение итогов, самоанализ, охватывающий жизнь индивида не в частном ее аспекте, а скорее в контексте коллективной истории. Его можно назвать автопортретом на фоне фрагмента реальности, письменным автопортретом, преимущество которого в том, что он развивается во времени и сопровождается рефлексией: в итоге получится самокритический автопортрет, когда автор будет говорить о себе, как о другом человеке.
Но зачем данному «критическому автопортрету» придавать публичный характер, а не адресовать его немногим близким, буде это их заинтересует? Объяснение более чем просто и прагматично: никаких притязаний на нечто, заслуживающее особого внимания, а только необходимость познакомить некоторых читателей с автором ряда книг, явившихся итогом не совсем обычного жизненного опыта, чтобы читатель мог лучше судить об этих книгах и видеть жизнь автора как фрагмент определенной эпохи.
Период формирования Веэса (так будем называть нашего героя) пришелся на 30-е и 40-е годы, то есть в основном на период фашизма. Он родился в Милане в 1929 году в ломбардской буржуазной семье среднего достатка и с самого раннего детства хранит воспоминания о деде по матери и бабке по отцу (и тот, и другая были уже вдовые) и обо всем, что их окружало. Дед Антонио Ливраги, самоучка, выходец из простонародья, был изобретателем машинного оборудования, что позволило ему создать крупную обувную фабрику, работавшую по новой прогрессивной системе. Этой фабрике он был обязан своим богатством и возможностью посвятить вторую половину жизни двум областям искусства, по-настоящему ему созвучным: ваянию и коллекционированию. И в том, и в другом он проявил незаурядный талант, создав серию замечательных скульптур и оставив после себя ценную коллекцию картин - от Возрождения до XIX века. Бабушка Бьянка, очень религиозная, более знатного происхождения, была эталоном сдержанного благородства стародавних времен - со своей горничной, остававшейся верной ей до самой смерти, со своими крестьянами фамильного поместья в Брианце1 , в Мольтено (на пожелтевшей открытке начала века изображен дом, окруженный парком, с подписью «Вилла Страда»); крестьяне проявили свою бесконечную преданность старой «хозяйке», приютив ее у себя в доме вместе с эвакуировавшейся из Милана в годы второй мировой войны семьей Веэса, когда вилла с парком уже перешла в руки местного нувориша (почти как в чеховском «Вишневом саде»). Так получилось, что мальчиком Веэс провел годы в этом тихом месте в маленькой общине, связанной самыми теплыми отношениями.
Говоря о своей семье, Веэс должен упомянуть мать Адриану, до сих пор в свои сто с лишним лет находящуюся в здравом уме и твердой памяти, и с благодарностью вспомнить, как в далеком уже прошлом она, несмотря на все трудности, никогда не переставала верить в него и поддерживала в выборе образования; и отца, Джузеппе, чья спокойная сердечность даже в самых сложных жизненных обстоятельствах остается до сих пор примером, которому не всегда легко следовать.
Отбрасывая целый рой воспоминаний, охватывающих Веэса, когда он воскрешает в памяти этот далекий мир с его обитателями, он должен остановиться на общественном аспекте периода своего детства и юности, отмеченного такими важными явлениями, как поздний фашизм, война и первые послевоенные годы. И хотя его отец, аполитичный по своей сути (что ясно проявилось сразу после войны, когда он стал первым мэром Мольтено и в короткий срок оказался сметен лавиной партийных распрей, противных его природе), был стихийный антифашист в духе общелиберальных и свободолюбивых идеалов (в противоположность своим братьям - фашистам по призванию), дружил и занимался коммерческой деятельностью с бывшим депутатом от социалистической партии, находившимся под постоянным наблюдением политической полиции, Веэс запомнил тридцатые годы как период счастливый - не только в семье, но и в школе, несмотря на обязательность ношения формы «детей волчицы» и «балилл»2 . Единственное, что ему очень мешало в жизни в период фашизма, самый смысл которого в ту пору ускользал от него, и чему он упорно сопротивлялся - были обязательные уроки физкультуры и участие в сборах и парадах. При этом он с симпатией вспоминает учителя по физкультуре: тот, хотя и неодобрительно смотрел на несоответствие Веэса атлетическим идеалам эпохи, тем не менее благодушно относился к его отлыниванию, примирившись с тем, что в нем модная в то время максима разложилась на две отдельные составляющие: