Самый первый роман с инспектором Джозефом Френчом. Несмотря на достаточно претенциозное название критики сразу отметили, что автору в дальнейшем удавалось создать куда более запутанные сюжеты. И хотя преступлению в Хэттон-гарден нельзя отказать в хитроумии, «Самое запутанное дело» так и не попало в списки лучших книг об инспекторе Френче.
Замысел преступления не совсем соответствует поджанру полицейского романа, в котором подозреваемые, сменяя друг друга, уходят со страниц навсегда, а инспектор делится своими версиями по ходу их появления. Возникает впечатление, что Джон Роуд, Эдмунд Клерихью Бентли или Филип МакДоналд воплотили бы эту идею куда как в более выигрышной форме.
Ранний полицейский роман, в отличие от книг поздних классиков вроде англичанина Колина Декстера или американца Эда МакБейна, отличался упрощенным психологизмом и часто создавал впечатление весьма небрежного ведения следствия по сравнению с методами сыщиков-любителей (недаром в серии с участием мисс Силвер инспектор Лэм неоднократно указывает на преимущества, которыми она обладает по сравнению с официальными представителями закона). Так, инспектор Френч совсем не расспрашивает Вандеркемпа о его племяннике и прекращает наводить справки о ключе от сейфа. Он не проверяет сразу несколько возможных версий, предпочитая следовать одной линии расследования. И уж, разумеется, здесь, как и во всех романах 20-х годов, напрочь отсутствует социальный подтекст.
Можно предположить, что, подобно Эркюлю Пуаро и мисс Марпл, инспектор Френч в то время не призван был стать сквозным персонажем ряда произведений. Автор практически не дает описания его внешности, а данное ему в романе прозвище «Галантный Джо» не упоминается впоследствии, так же как и привычка обсуждать текущие дела с женой. В шестой главе он по совершенно непонятным причинам именуется «домоседом», лишь изредка выезжавшим в другие города Англии, хотя мы знаем, что чуть ли не в каждом третьем романе Френч выезжает за границу, и иногда надолго. Другими словами, инспектор производит впечатление намеренно обезличенной фигуры, обобщенного образа молодцов из Скотленд-Ярда. Периодически работающий с ним сержант Картер также представляется как бы между прочим…
Наверное, единственной традиционной чертой всех романов оказывается обязательный комментарий – пусть поверхностный – по поводу природы и мест, в которых приходится бывать инспектору. Любовь к путешествиям (явный подарок от автора) служит причиной того, что Френч практически всю работу по делу проводит сам. Он даже берется самостоятельно расшифровывать таинственную записку, словно в Скотленд-Ярде нет специалиста по шифрам!
Удивившись наравне с читателями своему открытию – чем он снова продемонстрировал разницу между собой и другими популярными частными сыщиками, – инспектор тем не менее остается постоянным членом детективной «Валгаллы» и участником нескольких знаменитых приключений 30-х годов.
Роман вышел в Англии в 1925 году.
Перевод выполнен М. Николаевой специально для настоящего издания и публикуется впервые.
Дальние улочки, за Хэттон-гарден в лондонском Сити даже в самый лучезарный день не производят отрадного впечатления. Узкие, убогие, с выстроившимися вдоль них уродливыми, мрачного вида зданиями; дома, потускневшие от вечного городского смога и тумана, давно нуждаются в покраске и неизменно внушают уныние всякому приверженцу прогресса в нашем цивилизованном обществе двадцатого века.
Но если и в ясный солнечный день вид этих улиц столь печален, то в один темный ноябрьский вечер, в десять часов, они казались куда более угрюмыми. Бледная луна смутно виднелась сквозь завесу влажного тумана и еле освещала невзрачные фасады закрывшихся контор. Было холодно и сыро, тротуары отливали черным после недавнего дождя. На улице было почти безлюдно, ибо все, кто имел на то возможность, уже разошлись по домам.
По одной из самых узких и непривлекательных улиц, Хакли-стрит, и вовсе шел один-единственный человек. Хотя благородные блюстители закона в обычной жизни ведут себя ненавязчиво, это совсем не означает, что их не существует вовсе. Человек, шедший по Хакли-стрит, как раз представлял Закон и Порядок, иными словами, это был постовой полицейский.
Констебль Джеймс Алкорн шел медленно, привычно обводя наметанным глазом зашторенные витрины магазинов и закрытые двери контор и торговых центров. Как и большинство констеблей, он не отличался богатым воображением, а то бунтовал бы куда яростнее против скуки и монотонности своей службы. А так он просто подумал, остановившись на перекрестке: «Это ночное патрулирование в Сити – настоящая собачья жизнь! Тоска смертная! Никаких происшествий! И как же в такой дыре бедному констеблю отличиться? Днем еще ничего: по улицам хоть люди идут, да и своих нет-нет увидишь, а то и словом перекинешься. А ночью никого не видно, не за кем следить; только и жди до бесконечности, не подвернется ли этот неуловимый шанс проявить себя, – неблагодарная доля. Как она осточертела!»
А шанс не замедлил представиться. Ни о чем не подозревая, констебль Алкорн прошел по Чарлз-стрит и свернул в Хэттон-гарден, как вдруг в доме совсем неподалеку распахнулась дверь и оттуда в темноту стремглав выбежал молодой человек.