Уже три часа как девушка заняла свой пост неподалеку от корабельных верфей, но ей так и не удалось заполучить ни одного клиента. Хотя безнадежным дело совсем не выглядело: хрупкая, с изящными лодыжками и миловидной свежей мордашкой, она казалась довольно привлекательной. В короткой кожаной юбке и с оголенными несмотря на злой северный ветер плечами, она стояла, прислонившись к единственному фонарю, слегка приподняв колено, в классической позе представительниц известной профессии.
Когда начинало накрапывать, она пряталась под козырек склада и замирала там, прижавшись к стене, словно в ожидании расстрела, неподвижная и одеревенелая.
Из единственного окна своей однокомнатной квартиры на четвертом этаже Макс с интересом наблюдал за этими маневрами. Когда дождь усиливался, он испытывал такое острое сострадание, что готов был пригласить девушку к себе.
Он полагал, что это еще одна бедная дуреха, обманутая романтикой морских побережий. Такие часто оказывались в Сан-Франсуа-ле-Моле, понятия не имея о бедствиях, которые обрушились на маленький городок.
Старый морской курорт мог бы по праву называться Портом Бедняков. Некогда залив кишел садками для разведения омаров и устриц. Летом у причалов, где флотилии траулеров разгружали ящики, собиралась огромная толпа. Весь город благоухал рыбой и пивом. Каждый его житель держал свою торговлю и преуспевал. Поговаривали о том, чтобы построить театр, как вдруг на город обрушилась волна катастроф.
Все началось с неизвестного вируса, поразившего устриц. Даже выловленные утром, они оказывались отменной дрянью, когда их вскрывали за обеденными столами. Разоренные производители покинули край, и в ресторанах, специализирующихся на ракушках, начали подавать импортные смеси.
Потом настал черед омаров: их погубило первое же загрязнение мазутом. Они уменьшились до размеров большой креветки и тысячами дохли в садках.
А следом город лишился и целого поколения мелких собственников-рыбаков. Исчезая одна за другой, рыболовные сети уносили с собой волнующий запах морских приливов, выкрики торговцев на утренних аукционах. Туристы стали наезжать реже, вскоре закрыло свои двери казино.
Со временем в сознании отдыхающих за городом прочно закрепилась репутация самой загрязненной зоны в Атлантике. Трейлеры и автобусы делали круг, чтобы обогнуть Сан-Франсуа-ле-Моль, который отныне обозначался на туристических картах мелкими буквами.
Покинутые, во множестве предлагаемые за бесценок жилища оставались по большей части незанятыми и начинали приходить в упадок прежде, чем их снимали за небольшую плату бедняки, стекавшиеся сюда со всего материка.
Единственным, кто поддерживал жизнь порта, был грек Пупаракис, торговец металлоломом, чьи мастерские целыми днями разрезали предназначенные на слом корабли, расплющивая город бесконечным тяжелым грохотом.
Макс был не в силах оторваться от окна — настолько необъяснимым казалось ему поведение девушки. Малолюдность улицы, полное отсутствие интереса к ее персоне со стороны редких прохожих и неприветливость погоды уже давно должны были бы заставить ее сменить место и тактику, но она и не думала покидать свой пост. Появились первые признаки усталости: все чаще она сползала вдоль фонаря и отдыхала полусидя, скрючившись в неудобной, лишенной грации позе.
Небо стало еще темнее, и несколько крупных капель дождя разбились о грязную и скользкую мостовую. Когда девушка побежала к стене напротив, чтобы укрыться, Макс наконец решился. Он натянул куртку и вышел из комнаты, оставив дверь незапертой.
Девушка смотрела на человека, широкими шагами приближавшегося к ней в потоках дождя, черные крылья его куртки хлопали на яростном ветру. Слегка оторопевшая, она по-прежнему вжималась в стену, светлые пряди волос хлестали ее по плечам.
— Пятьсот франков, — произнесла она еле слышно. Макс тотчас же ответил, что это ему не по карману. И добавил:
— Я живу напротив. Пойдемте, я угощу вас кофе, и вы немного согреетесь. Вы же видите, что здесь никого нет.
Девушка колебалась. Макс набросил ей на плечи свою куртку.
— Пойдемте, — сказал он, — небо затянуто до самого моря. Этот ливень раньше чем через час не кончится.
Она согласилась, и они перебежали улицу под проливным дождем. В холле девушка машинально направилась к лифту, но Макс объяснил ей, что тот не работает уже несколько лет.
Наверху, переводя дух после подъема на четвертый этаж, она ненадолго остановилась перед окном. За складами можно было различить обнаженный отливом мол: длинная вереница его почерневших подпорок уходила в пески рейда.
Макс поставил воду для кофе и подошел к стоящей у окна девушке.
— Вы смотрите на мол? Он такой трухлявый, что не сегодня завтра буря унесет его обломки в открытое море.
— В порту нет кораблей, — сказала девушка. — Порт без кораблей — это так грустно…
— Здесь все грустно. Не могу понять, зачем вы сюда приехали.
Она не ответила и обвела взглядом комнату. На столе, среди остатков обеда, переполненных пепельниц и пустых бутылок были разложены словари. Максу едва удалось найти место, чтобы поставить чашки, сахар и пакет молока.
