Из кустов донесся отчаянный щенячий визг, потом — крики и сдавленная ругань.
— Вот ведь тварь мелкая, все-таки цапнул меня!
— Где нож?
— Да куда-то в траву упал…
— Плевать на нож, я ему сейчас руками клыки вырву!
— Он верткий, зараза, прирезать проще!
Кира остановилась посреди дорожки, как вкопанная. Она прекрасно понимала, что сейчас ей следовало бы поступить наоборот: ускорить шаг, чтобы как можно скорее миновать пустынную часть парка. Здравый смысл не просто шептал, он вопил об этом, требуя, чтобы она дала себе пинок под зад и бежала домой на всех парах, позабыв о том, что слышала здесь.
Но Кира так не могла. Потому что собака, скрытая где-то в густых зарослях сирени, продолжала отчаянно выть. А еще — потому, что Кира узнала три голоса, звучащие там.
Лом, Игнатьич и Белый были частью маленькой экосистемы парка, известной немногим, — его обитателями и, по их версии, хозяевами. Сами себя они гордо именовали свободными людьми. Перед всеми остальными они представали в куда менее привлекательной роли бомжей и алкоголиков. На таких добровольно закрывают глаза, стараются побыстрее пройти мимо, чтобы не чувствовать вонь… причин не связываться с ними хватает. Никого не интересуют их имена и истории, никому это просто не нужно.
Однако Кира их знала — потому что она, сама того не желая, тоже стала частичкой экосистемы парка. Это, впрочем, не означало, что она рвалась пообщаться с обитателями сиреневых зарослей поближе. Для нее они просто были чуть менее опасны, чем для ее ровесницы, случайно оказавшейся здесь. Они знали ее имя, знали, что у нее есть друзья, и не собирались к ней цепляться, она к ним — тоже, и, проходя мимо их территории, Кира была уверена, что их пути вообще не пересекутся. Но потом был этот визг, так похожий на крик о помощи…
До нее доходили слухи о том, что троица местных бомжей не брезгует самыми примитивными способами получения пищи — охотой и собирательством, совсем как их далекие предки, державшие на плечах всю теорию эволюции. Нет, Лом, Игнатьич и Белый не были любителями откормленных парковых голубей или вонючих крыс, выловленных у канализации, но иногда они пропивали деньги куда быстрее, чем получали новые, и приходилось довольствовать тем, что есть.
Сейчас прохладный воздух ранней осени был наполнен запахом дыма, а в кустах выл щенок — похоже, совсем маленький. Соотнести одно с другим было несложно, и пройти мимо Кира уже не могла. Проклиная себя за мягкотелость, она свернула с дорожки в мокрую после дождя траву и направилась к кустам.
Ее догадки оказались верными: сирень, как стена, скрывала от посторонних глаз протоптанную площадку, где бродяги, похоже, частенько бывали этим летом. Тихий и нелюдимый Лом был занят разведением костра, который никак не желал разгораться на сырых дровах. Неподалеку стояла старая кастрюля, наполненная мутной водой, и над ней как раз спорили Игнатьич и Белый. Белый держал в руках плотный грязный мешок, в котором подвывало и дергалось что-то очень маленькое — по размеру больше похожее на кошку или даже на котенка. Игнатьич с возмущенным видом обсасывал окровавленную руку, хотя с его откровенно гнилыми зубами это было плохой идеей.
Они мгновенно заметили Киру, да она и не пыталась скрыться. Она лишь с удивлением подумала о том, что не боится — уже не боится. Это раньше вид этих троих, двое из которых были отсидевшими свое уголовниками, привел бы ее в ужас. Но теперь многое изменилось… все изменилось, пожалуй. Хочешь быть частью этой экосистемы, маленького мира, где выживают не все, — приспосабливайся.
Правда, то, что она не смогла пойти своей дорогой, доказывало, что приспособилась она не так уж хорошо.
— Собаку отдайте, — просто сказала Кира.
— С чего это? — возмутился Белый. — Она наша!
— То, что вы сперли, не всегда становится вашим.
— Мы ни хрена не перли! Это, — Белый тряхнул мешок, и щенок испуганно затих, — ничье! Они все наши были!
Теперь Кира начинала понимать — и где они взяли щенка, и почему он такой маленький. В парке порой появлялись бродячие собаки, собачьи свадьбы тоже случались. Скорее всего, одна из сук, бродивших тут весной, в парке же и разродилась. Она то ли бросила щенков, то ли их украли, сложно сказать. В любом случае, Белый намекал, что изначально их тут было несколько, а остался только один. Кира почувствовала укол омерзения, переплетенного со страхом, но быстро подавила его. Сейчас — худший момент для того, чтобы испугаться!
Из этих троих, по-настоящему опасен был только один: Игнатьич. Лом — тихий, ему проблемы с полицией не нужны, да и болеет он сильно. Белый — тупой, как пробка, все, что появляется у него в башке, сразу вылетает через рот, он просто не способен плести интриги и планировать. А вот Игнатьич — другое дело. Он, говорят, за решеткой больше лет провел, чем на свободе. Правда, возраст потрепал его, и получать новый срок ему хотелось не больше, чем Лому, но это не делало его менее опасным.
— Шла б ты отсюда, — посоветовал Игнатьич. — Нечего тут таким ранимым телочкам делать, иди малюй — или что ты там делаешь? Или можешь присоединиться, но свою порцию придется отработать.
