(Трактир в московском захолустье. За столами сидят купцы, мещане, мастеровые и т. п.).
– С широкой масляницей имею честь поздравить!
– И вас также.
– Масляница – сила большая! Наскрозь всю империю произойди – всякий ее почитает. Хотя она не праздник, а больше всякого праздника. Теперича народ так закрутится, так завертится – давай только ему ходу!.. Сторонись, пироги: блины пришли! Кушай душе на утешенье, поминай своих родителев.
– Да уж, именно… увеселенье публике большое!..
– Вчера наш хозяин уж разрешение сделал: часу до четвертого ночи портером восхищались.
– Православные, с широкой масляницей! Дай Бог всем! Теперича масляница, а опосля того покаяние! Ежели, примерно, воровал, али что хуже – во всем покаемся и сейчас сызнова начнем. Все люди, все человеки! Трудно, а Бог милостив! Мне бы теперь кисленького чего… я бы, может, человек был…
– Бедный я человек, неимущий, можно сказать – горе горецкое, а блинков поел!.. Благодарю моего Господа Бога! Так поел, кажется…
– Дорвался!
– Дорвался! Верное твое слово – дорвался. Штук тридцать без передышки! Инда в глазах помутилось!
– Что ж, ведь обиды ты никому не сделал…
– Кухарку, может, обидел, заставил стараться, а то никого…
– Семен Иваныч, блины изволили кушать?
– Да я крещеный человек, али нет? Эх ты… образование!..
– Что, у вас сюжет насчет масляницы? Так я вам могу доложить, что супротив прежних годов обстоятельства ее оченно изменились и ежели где справляют ее по-настоящему, так это у папы рымскаго, но только, между прочим, заместо блинов, конфеты едят.
– Тьфу! Разве может конфета против блина выстоять?
– Блин покруче конфеты, как возможно! Конфете с человеком того не сделать что блин сделает.
– Блин, ежели он хороший, толстый, да ежели его есть без разума – об душе задумаешься.
– Иному ничего, ешь его только с чистым сердцем…
– Я больше со сметаной обожаю…
– И сейчас это папа рымский выдет на балкон, благословит публику с широкой масляницей и сейчас все начнут действовать кто как умеет: которые колесом ходят, которые песни поют, которые на гитаре стараются, а которые в уме помутятся – мукой в публику кидают и обиды от этого никому нет, потому всем разрешение чтобы как чудней. Огни разложат… Превосходно!
– В старину и у нас было весело. Идешь, бывало, по улице-то – чувствуешь, что она, матушка, на дворе!.. Воздух совсем другой, так тебя блинами и обдает, так тебя и обхватывает… На последних-то днях одурь возьмет… Постом-то не скоро на путь истинный попадешь…
– После хорошей масляницы человек не вдруг очувствоваться может: и лик исказится и все…
– С широкой масляницей! Можно мастеровому человеку себе отвагу дать? Гг. купцы, есть я мастеровой человек и, значит, трудящий!.. Можно ему? Какой мне от вас ответ будет? Вот вы и не знаете! А я вам сейчас предъясню! Масляница для всех приустановлена. Видите! И значит я должен все порядки соблюсти. Верно я говорю? Наскрозь всю масляницу! Без купцов нам жить невозможно, голубчики! Не осудите меня! Запили заплаты, загуляли лоскутки!
– В балаганах-то теперь стон стоит!..
– Уж теперь народ сорвался!..
– И что значит этот блин… лепешка и больше ничего! А вот ежели нет его на маслянице – словно бы человек сам не свой…
– Уж бедный который – и тот…
– Семен! Графинчик, да поподжаристей пяточек, только чтоб зарумянил хорошенько.
– А ведь за масляницу-то одолеют эти блины!.. Мы с понедельника благословились…
– У нас бабушка вперемежку: день блины, да день оладьи – оно и не так чувствительно.
– У меня к блинам больше пристрастие. Снеток ежели хороший…
– С луком тоже прекрасно! Глазками его нарезать… аромат!..
– У нас Домна Степановна кадушку-то сперва-наперво святой водой сполоснет, положит муку-то да молитвы начнет шептать, так у ней блин-то… Господи!.. так сам тебе в душу и лезет! В понедельник архимандрита угощали: – ну, говорит, Домна Степановна, постный я человек, а возношу вам мою благодарность. А дьякон только вздыхал…
– От хорошего блина глаза выскочат! А вот я посмотрю на господ… Какие они к блинам робкие: штуки четыре съест и сейчас отстанет…
– Кишка не выдерживает!
– Наш лекарь Василий Петрович сказывал: кто ежели, говорит, мозгами часто шевелит, значит, по книгам доходит, али выдумывает что – тому блины вред. Потому, говорит, разнесет человека, распучит, воздуху забрать в себя не может, ну и кончено, действовать уж и не может…
– А вот мы не думамши живем, а, слава тебе Господи, не хуже других! И капитал скопировали и народ по своим достаткам кормим… Богу он за нас молит. И какое есть нам от Бога положение – блины, все прочее…
– У нас без сумления!..
– Да об чем сумлеваться – то? Один раз живем!
– Маланья Егоровна, по корпусу-то своему, свинья сущая, едва ходит, с лестницы под руки водят, а какой ум в себе имеет! Намедни протопопу какое слово брякнула! Камилавку снял, ну, говорит, мнение ваше необыкновенное!.. А ведь никаких книг не читала и ни об чем никогда не думала, а уж, значит, Бог вложил… Любопытно это, с учителем она вчера за блинами сцепилась насчет разговору. Тот говорит, у вас, говорит, в помышлении все насчет еды… А она, говорит, мы, говорит, творим еже предуставлено. Как старики наши жили, так и мы живем. Вы, говорит, кушайте во славу Божью, коли епекит у вас есть, а нашим порядкам не мешайте. Вы, говорит, молодой человек, а я и в Киеве была, и у Соловецких сподобилась… Тот прикусил язык-то, да так и остался.
