– Слушай, тебе не скучно жить?..
За время нашей дружбы я почти привык к этой манере, но на этот раз Макс снова застал меня врасплох.
Мой друг славился своими вопросами. Он задавал их внезапно, в лоб, словно наносил резкий удар в солнечное сплетение. Сбитый с толку собеседник либо смущался, либо с ходу говорил правду. Дальнейшее зависело от степени темперамента.
Помню, когда мы учились в десятом классе, Макс подошел к молоденькой практикантке, делающей отчаянные попытки обучить нас английскому языку, и с милой улыбкой спросил:
– Юлия Вячеславовна, вы не подскажете, в каком возрасте вы потеряли девственность?
Он спросил это так, словно уточнял, можно ли употреблять герундий в прошедшем времени. Несчастная практикантка обвела учеников растерянным взглядом, лицо пошло красными пятнами. За какие-то секунды они оккупировали все лицо, оставив нетронутым только кончик носа, который потешно белел на багровом фоне.
– Я… Что вы себе позволяете?! -
В следующее мгновение она овладела собой: – Вас, Крупицкий, это не касается!..
– Жаль… А я вот до сих пор девственник, – печально произнес человек, менявший подружек чуть ли не раз в неделю.
– Прискорбно, но это ваши проблемы.
Практикантка выдержала экзамен, но с тех пор держала ухо востро…
За двенадцать лет нашей дружбы я почти привык к этой манере кинжальных вопросов, но на этот раз он снова меня поймал. Мы сидели в нашем любимом спортивном баре-ресторане, потягивали пивко и делали вид, что болеем за российскую сборную по футболу. Матч крутили в повторе, но народ все равно прилежно смотрел. Платил, как всегда, Макс, моя неплатежеспособность даже не обсуждалась.
– И все же: не кажется ли тебе, что твоя жизнь довольно однообразна?
– Смотря кто находится рядом. К примеру, та же Маша из педиатрии. Не думаю, что рядом с ней жизнь показалась бы скучной.
Макс усмехнулся:
– Опять бабы… Не твой платежный уровень. Впрочем, я о другом. Жизнь, дружище, какая-то унылая, пресная, лишена сильных переживаний. Тетки, тусовки, тачки, понты… Как ежедневная шарлотка, утыканная свечками. Рано или поздно они сгорают, и остается каждодневное душилово.
Должен признаться, я набит комплексами, как сигарета табаком. Наверное, поэтому рядом со мной оказался такой человек, как Макс. Я внимательно посмотрел на него, не понимая, к чему он клонит. Этакий скучающий постмодернистский Онегин, уставший от шикарной жизни.
– Да у тебя карманных денег больше, чем я в год зарабатываю! Иномарка, квартира, дача. Или две?.. Охотно поменяюсь с тобой местами.
– Не в этом дело. Во всей этой внешней мишуре кроется мертвящее душу однообразие…
Мне надоел этот пафос пресыщенного яппи:
– Короче, заканчивай эту пургу. Выкладывай, что ты там надумал?
– Ты что-нибудь слышал об аутоэротической асфиксии?
В памяти всплыл кадр из старинного японского фильма.
– Не только слышал, но и видел. Та же «Империя чувств». Там одна мадам сдвинулась на почве секса, принялась играть в садо-мазо и придушила своего любовника. Мне больше понравилась концовка, когда она оттяпала его член и бродила с ним по улицам. Я так и не понял, зачем бродила. Положила бы в баночку, чин чинарем заспиртовала…
Макс отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:
– Я не про это.
– Что-то связанное с мастурбацией?
– Почти, но не совсем. Оргазм можно получить и без этого…
Внезапно мой друг вскочил и заорал на весь бар:
– Блин… Ну кто так бьет!.. Вот пень! Десять метров до ворот, а он целит в созвездие Барана.
– Овна…
Я совсем забыл о его манере держать в фокусе несколько событий одновременно.
Наконец Макс сел, в один присест опустошил очередной бокал, ткнул пальцем в экран.
– Следи за мыслью. Казалось бы, вот она, почти абсолютная фатальность: наши никогда не станут чемпионами мира по футболу. Однако я готов с этим поспорить. Все зависит от системы отсчета. Вполне возможно, что вот это… – он снова ткнул пальцем в огромный экран на стене, – самая лучшая команда на планете, но, чтобы стать таковой, ей мешают различные ограничения.
– Мы вроде бы говорили о сексе…
– Я о нем и говорю. При поверхностном взгляде аутоэротическая асфиксия связана с оргазмическими ощущениями особой насыщенности. Но главная фишка не в этом. Терминальное состояние, хрупкое равновесие между жизнью и смертью – вот что по-настоящему возбуждает!
Я попытался уловить в его голосе насмешливые нотки, но нет, он говорил вполне серьезно.
– Зачем?
– Интересно. Эта толпа наверняка знает, что мы не станем чемпионами, но каждый из них на что-то надеется. Человеку свойственно тянуться к запредельному. Только это может скрасить его пресное существование. Хочу поделиться с тобой сокровенным. Я провел пару опытов и кое-что узнал. Хочу тебе кое-что показать, но для этого надо смотаться ко мне на дачу.
– Что, прямо сейчас?
– А чего тянуть? Время детское, через пару часов доберемся.
Я всегда завидовал его бьющей через край энергии.
– Может, хотя бы футбол досмотрим?
Он характерно вскинул руки:
– Вах! Че тут смотреть, слюшай?! Проиграли два-один. Кстати, у меня на дачке неплохой ром зашкерен…
– Поехали, – сдался я.
Человек-ракета. Если бы не Макс, мои семьдесят лет (или сколько там отмерено) проползли бы точно так же, как у десятков миллионов моих сограждан, – буднично и неинтересно. Семь дней в неделю – обойма будней. В промежутках – маленькие узелки памятных событий, которые напоминают людям, что они еще живы. В молодости хочется погромче выстрелить, с годами понимаешь – все патроны изначально холостые.
