– Вот что они там обсуждают, а? Что там можно полтора часа обсуждать? – изводился Антип, нервно затаптывая в землю окурок.
– Условия сдачи, естественно, – с ангельской невозмутимостью ответил наш монсеньёр и, поплевав на кончик пальца, принялся сворачивать новую самокрутку. Вообще-то это мне полагается выполнять почётную обязанность – делать для монсеньёра кустарное курево, но уж больно он любит процесс.
– Сдачи! Ага! Разбежался! – бросил Антип. – Ты видишь там белый флаг? Я не вижу!
– Парламентёр мог одуматься по ходу дела, – оптимистично предположил наш монсеньёр. – Я верю в Георга.
– Спорим? – встрепенулся Антип.
– Если опять на щелбаны – то запросто. За мной, кстати, должок с прошлого раза.
К счастью (как оказалось через минуту), принять пари Антип не успел. Парламентёры, топтавшиеся уже битый час посреди чистого поля ровнёхонько между нашим войском и стенами осаждённого города, наконец прекратили махать конечностями и целенаправленно устремились каждый в свою сторону. Георг приближался неуверенной рысью и вид имел не слишком довольный.
– Опять тебе повезло, – вполголоса сказал Антип. – А то увеличился бы должок.
Лорд Себастиан не ответил. Его пальцы по-прежнему вертели самокрутку, хотя папироса была готова, и я в который раз подумал, что на самом деле он так просто успокаивает нервы.
Взмыленный Георг оказался возле нас, спешился, побрёл к монсеньёру, на ходу отирая мокрую шею. Я невольно тоже почесал загривок. Жара стояла страшная, солнце кулаком дубасило по головам, кругом, как назло, ни деревца, ни кустика – голая равнина, а мы шкваримся тут уже вторую неделю. Лорд Себастиан сидел без рубахи, остальные, и я в том числе, только рукава закатали, а Георг решил выпендриться и отправился на переговоры при полном параде, в боевом облачении, и теперь, похоже, мысленно крыл себя, монсеньёра, лорда Родрика и треклятое солнце самыми неприличными словами, которые знал.
– Ни хрена, да? – спросил лорд Себастиан.
– Нет! Именно что хрен! Хрен вам, это дословное послание лорда Родрика! – просипел Георг. – Теперь казните меня, что ли, монсеньёр?
– Да ну тебя, возиться лень, – хмуро ответил тот. – Жак, дай огня.
Я выбил искру, лорд Себастиан прикурил, опустив отяжелевшие веки. Я никогда не мог понять в такие минуты, то ли он напряжённо думает, то ли, напротив, пытается дать мозгу краткую передышку.
– Аргументы те же? – помолчав, спросил он.
– Если ты это называешь аргументами – ну да, пожалуй. Мой город, моя земля, а вы тут хоть вкрутую сваритесь.
– К этому всё идёт, – замогильным голосом вставил Антип. Ничего нового он не сообщил. Я посмотрел влево, туда, где мы разбили основной лагерь и где изнывала под жгучим южным солнцем армия лорда Себастиана, которую он вёл победным маршем всё дальше и дальше на юг. Пока не упёрся в город этого наглого типа лорда Родрика, который и бой принять не хотел, и сдаться отказывался. Впрочем, его тактику понять было легко: он рассудил, что за неделькую-другую торчания на открытом солнцепёке войско сварится заживо в собственных доспехах. И вполне резонно рассудил. А дожди тут случались раз в год, и прошли как раз за месяц до нашего появления. В общем, выражаясь культурным языком, положение критическое, если не сказать удручающее.
– Ты ему говорил, что мы убьём всех жителей, если войдём в город силой? – спокойно спросил лорд Себастиан, попыхивая папиросой.
– Да я чего только ни говорил, – вздохнул Георг. – А он: сперва войдите.
– Войдём.
– Как? – не выдержал Антип. – Вот скажи мне, Себ – как? Тебе тот первый штурм ничего не показал? Не взять их с налёту.
В его голосе звучало раздражение, и я понимал, почему: поход продолжался уже больше года, мы все жутко устали и хотели домой, праздновать многочисленные победы, но наш монсеньёр упрямо шёл всё дальше, кажется, не собираясь останавливаться.
– У них в городе тиф, – проигнорировав тон Антипа, спокойно возразил лорд Себастиан. – Они не смогут долго держать осаду.
– А мы сможем? Предлагаешь проверить, у кого все люди раньше перемрут?
– Я не уйду, – сказал наш монсеньёр и бросил недокуренную папиросу на землю. Антип тут же с воодушевлением её затоптал. Похоже, его это успокаивало в той же степени, что и лорда Себастиана – производство самокруток. А стюард монсеньёра, которому полагалось делать то и другое, то есть я, мог продолжать чесать шею в своё удовольствие.
– Нам бы сейчас пушку плазменную, – мечтательно произнёс Георг. – Или нейронную боеголовку…
– Я бы не отказался и от вульгарного файербола, – сказал лорд Себастиан. – Ещё конструктивные предложения есть?
Я лихорадочно зашарил по карманам в поисках карандаша. Порой с уст монсеньёра и его старых боевых товарищей слетали очень любопытные слова, при этом, кажется, абсолютно цензурные, что делало их ещё более удивительными. В молодости монсеньёр с ещё десятком таких же юных сорвиголов изрядно помотался по параллельным мирам, принеся оттуда, помимо безусловно полезных идей вроде папирос, часов и водопровода, множество странных и непонятных слов, от которых веяло тайным могуществом. К сожалению, попытки стырить то, что этими дивными словами называлось, привели к неприятным последствиям. Параллельные миры совершили одностороннее закрытие проходов, и моё поколение оказалось навеки лишено простой человеческой радости совать нос куда не следует. Когда на монсеньёра накатывало лирическое настроение, он говаривал, что это к лучшему, но в такие минуты, как эта, думаю, он сам бы с собой не согласился.
