СТУК ПО ДЕРЕВУ
(ЧАСТЬ ПЕРВАЯ)
Ребенком, когда я впервые услышал о рыбалке в Америке? От кого? Кажется, это был отчим.
Лето 1942 года.
Старый пьяница рассказывал мне о рыбалке. Когда он был в состоянии говорить, форель в его устах становилась драгоценным и умным металлом.
Слово «серебро» не годится для описания того, что выстраивалось у меня в голове, когда он говорил о форели.
Нужно что–то другое.
Может, форельная сталь. Сталь, которую делают из форели. Чистая ледяная река вместо плавильной печи.
Представляете Питтсбург?
Выплавленная из форели сталь превращается в небоскребы, поезда и туннели.
Форельный Эндрю Карнеги[2]
Ответ Рыбалки в Америке:
С изумлением вспоминаю, как люди в треугольных шляпах ловили на рассвете рыбу.
СТУК ПО ДЕРЕВУ
(ЧАСТЬ ВТОРАЯ)
Однажды весной, дитя чужого для меня города Портленда, я добрался до дальнего конца улицы и увидел там несколько старых домов, сгрудившихся в кучу, словно тюлени на скале. За домами с высокого холма стекало длинное поле, покрытое зеленой травой и кустами. На вершине собрались в небольшую рощицу высокие темные деревья. Вдалеке я увидел льющийся с холма водопад. Он был большой, светлый, и я почти чувствовал, какая холодная в нем вода.
Там должен быть ручей, подумал я, и наверняка форель.
Форель.
Я пойду на рыбалку, поймаю первую в жизни форель, увижу Питтсбург.
Уже темнело. Я бы не успел дойти до ручья. Я шел обратно, а стеклянные усачи–дома, отражали торопливый поток водопадов ночи.
Утром я пойду ловить форель. Встану рано, позавтракаю и сразу пойду. Мне говорили, что ловить рыбу лучше всего ранним утром. В это время самая хорошая форель. Утро придает ей особые свойства. Я пошел домой и стал готовиться к рыбалке в Америке. У меня не было снаряжения, так что пришлось изобретать все самому.
Как в анекдоте.
Зачем цыпленок перешел дорогу?
Я согнул булавку и привязал ее к мотку белой веревки.
И пошел спать.
На следующее утро я встал рано и быстро позавтракал. Я взял с собой ломоть хлеба для наживки. Я собирался лепить из мякиша шарики и цеплять их на импровизированный крючок.
Я вышел из дома и двинулся к дальнему концу улицы. Какими красивыми были сейчас поле и ручей, водопадом спускавшийся с холма.
Но постепенно я стал замечать: что–то здесь не так. Ручей не был похож на другие ручьи. В нем ощущалось что–то странное. Что–то очень неправильное было в его течении. Наконец я подошел совсем близко и все понял.
Водопад оказался деревянной лестницей, которая вела на вершину холма к спрятанному в деревьях дому.
Я долго стоял на одном месте, глядел вверх, глядел вниз, пересчитывал глазами ступеньки и никак не мог поверить.
Потом я постучал по ручью кулаком и услыхал деревянный звук.
В конце концов, став сам себе форелью, я съел ломоть хлеба.
Ответ Рыбалки в Америке:
Ничего не поделаешь. Я не мог превратить лестницу в ручей. Мальчик вернулся туда, откуда пришел. Со мной было то же самое. Однажды в Вермонте я принял старую женщину за ручей с форелью — потом пришлось извиняться.
— Простите, — сказал я. — Я думал, вы ручей с форелью.
— Ничего, — сказала она.
Семнадцать лет спустя я сидел на камне. Я нашел его под деревом рядом с заброшенной хибарой, над дверью которой, как похоронный венок, болталась записка от шерифа.
Много рек и тысячи форелей утекло за эти семнадцать лет, сейчас рядом с дорогой плескалась река по имени Кламат, и мне нужно было попасть на тридцать пять миль вниз по течению, в Стилхед, где я тогда жил.