Апрель 1848 года, пролив Виктория в Северном Ледовитом океане
По кораблю разнесся протяжный вопль, подобный крику раненого зверя в джунглях. Он звучал словно мольба о смерти. Потом вступил второй голос, третий — и в темноте зазвенел целый дьявольский хор. Когда крики стихли, настала гнетущая тишина. Однако вскоре вновь раздался вопль чьей-то измученной души, и вновь подтянулся нестройный хор безумцев. Те немногие моряки, что смогли сохранить рассудок и забаррикадировались от остальной команды, прислушивались к воплям и стонам, надеясь, что их смерть будет менее мучительной.
У себя в каюте капитан второго ранга Яков Яковлев тоже прислушался к крикам и сжал в руке кусок серебристой руды. Он поднес холодный камень к глазам, проклиная его блеск. Неизвестный минерал стал причиной многочисленных несчастий еще до того, как попал на корабль. Сначала два матроса свалились за борт вельбота, доставившего первые образцы руды, и замерзли насмерть в ледяной воде. Потом в драке с обезумевшим помощником корабельного плотника погиб еще один моряк: он получил удар ножом. Последние несколько недель больше половины членов команды медленно, но верно теряли рассудок.
Вне всякого сомнения, причиной тому послужила зимовка в замкнутом пространстве, однако и таинственный минерал также сыграл свою роль.
Размышления капитана прервал настойчивый стук в дверь. Чтобы попусту не тратить сил, он остался сидеть и отрывисто бросил:
— Да.
Дверь распахнулась настежь, и на пороге возник боцман — краснощекий мужчина невысокого роста с усталым перепачканным лицом и в грязном свитере.
— Капитан, они снова пытаются сломать баррикаду! — с сильным чухонским акцентом воскликнул он.
— Передай лейтенанту Огонькову, — ответил Яковлев, медленно поднимаясь на ноги, — пусть соберет людей.
Он швырнул камень на койку и вышел в темный затхлый коридор, едва освещенный тусклыми свечными фонарями. Где-то за грузовым люком боцман исчез, а Яковлев направился дальше. Вскоре он остановился возле высокой груды хлама, перегородившей коридор. До самого потолка были тщательно уложены корабельные орудия, бочки, ящики — в ход пошло все, чем можно забить проход и создать временную баррикаду, чтобы отгородить каюты на носу судна. По ту сторону завала раздавалось пыхтенье матросов и скрип дерева.
— Они снова принялись за свое, — проговорил невыспавшийся часовой, стоявший возле баррикады с кремневым ружьем в руках. Парню едва исполнилось девятнадцать, и неаккуратная поросль топорщилась у него на подбородке, словно кустики вереска.
— Скоро им достанется весь корабль, — усталым голосом ответил Яковлев.
Позади раздался скрип трапа, и с нижней палубы поднялись трое матросов. В коридор ворвался порыв ледяного ветра, потом кто-то плотно прикрыл люк крышкой. Тощий офицер в бушлате, лейтенант Огоньков, выступил из темноты и обратился к Яковлеву:
— Арсенал пока наш. Боцман Вилкат собирает людей в офицерской кают-компании. — Лейтенант поднял капсюльный револьвер дулом кверху и добавил: — Мы втроем решили вооружиться.
Яковлев кивнул, глядя на ружья в руках изможденных моряков.
— Спасибо, лейтенант. Стрелять только по моему приказу, — добавил он вполголоса.
Из-за баррикады раздался пронзительный вопль, сопровождаемый звоном кастрюль и сковородок. Судя по звукам, члены экипажа по ту сторону преграды окончательно утратили рассудок. Капитану даже думать не хотелось, что там сейчас творится.
— Они становятся все более агрессивными, — приглушенным голосом сказал лейтенант.
Яковлев мрачно кивнул. Принимая решение пополнить ряды арктических исследователей, он и помыслить не мог, что однажды ему придется усмирять обезумевшую команду. Благодаря живому уму и обходительности молодой офицер быстро поднимался по служебной лестнице, получая повышение за повышением, а к тридцати годам принял командование корветом флота. И вот в возрасте тридцати шести лет капитан, некогда считавшийся первым красавцем на всем флоте, в борьбе за собственную жизнь встал перед непростым выбором.
Вероятно, помешательство команды можно было объяснить естественными причинами: зимовка на борту затертого льдами судна — сама по себе тяжкое испытание. Оторванные от внешнего мира люди месяцами жили в темноте и в холоде, ютясь на нижней палубе и страдая от клаустрофобии, цинги и обморожений. Вдобавок им приходилось бороться с крысами. В таких условиях и одну зиму пережить непросто, а между тем корабль уже третий год как застрял во льдах Арктики. Запасы еды и топлива подходили к концу, люди сидели на голодном пайке. Да и смерть главы экспедиции, князя Ивана Путятина, произвела на членов команды самое гнетущее впечатление.
И все же Яковлев был уверен, что причина не только в этом. Когда помощник боцмана сорвал с себя всю одежду, прыгнул за борт и с воплями бросился бежать по снежной равнине, это еще можно было отнести на счет слабого психического здоровья. Но когда три четверти команды принялись кричать и метаться во сне, разговаривать сами с собой и видеть галлюцинации, капитан понял, что дело нечисто. Яковлев приказал перевести впавших в буйство матросов на бак и перегородить проход.
