В.М. Плешакова
От первого вздоха
Как зачин жизни воспринималось в семье каждодневное занятие хозяйки — растопка печи. И, действительно, лишь заиграют языки пламени на решетке дров, в доме все приходит в движение. Не потому ли в украшении избы, в элементах ее отделки так часто у нас встречается петух — символ очага, огня и света?
Исследователи русского быта объясняют языческое поклонение славян огню приверженностью роду, пониманием себя как частицы живого мира с его извечным круговоротом. В «Материалах для географии и статистики России, собранных офицерами генерального штаба», и увидевших свет более ста лет назад, издатель этой работы М.Цебриков записал такое наблюдение: «При устройстве нового очага огонь переносится непременно со старого очага: без этого нельзя ожидать прежнего довольства. Если по отдаленности нового жилища нельзя перенести туда старый огонь, то берут, по крайней мере, принадлежности очага: кочергу, ухват и т. д., как это делают переселенцы из Смоленской в малоземельные губернии».
Ритмы бытия, ритуалы определялись тем, насколько крестьянин приспособил такое устройство, как русская печь, для жизнедеятельности своей и домочадцев.
Поистине все существование человека, с рождения до последнего вздоха, проходило рядом с печью.
По сибирским приметам само появление нового человека на свет доставалось его матери с меньшими муками, если она во время родов держалась за забор печи — верхнюю боковую доску, которая отделяет дверь от деревянных пристроек к печи. Тем временем на плите роженице готовились отвары трав и ягод.
Отрезав пуповину и обмыв в корытце, младенца пеленают и в подушках укладывают на печь. Пока не подрос, не встал на ножки, его, оберегая от простуды, и купают в печи, напаривая березовым веником непременно со словами:
«Спи по ночам, расти по часам, не слушай, где собаки лают, слушай, где люди бают». Потом следует три раза постучать веником о лавку и продолжить:
«Как на венике листочки не держатся, так пусть на рабе Божьем (имярек) уроки, призоры, страхи, переполохи не держатся». А если дитя все же чахнет, на Новгородчине, бывало, вылечивали его в несколько приемов, повторив такие действия. Каждый раз размеры ребенка отмечают узелками на нитке. Потом его над квашонкой перед челом печи обливают водой. Нитку с мерками надо кинуть в первый огонь с приговором: «Как эта нитка, пусть сгинет хворь с раба Божьего…» — и называется имя.
Чтобы соска оставалась чистой, ее либо держат в квасе всю ночь, либо прогревают на шестке остывающей печи.
Прикармливая ребенка, молоко для него затапливают в горшке.
Как только приходит время отнимать малыша от труди, кормилице надо сцедить каплю на горячую плиту, тогда, по всеобщему убеждению, молоко у матери перегорит разом, и она безболезненно переживет этот период.
И хоть из народного опыта многое позабылось или наскоро было отвергнуто, кое-где до сей поры сохранились обычаи и приемы домашнего лечения с помощью печи. Такое врачевание — наука своеобразная и сложная, много в ней обрядового, основанного на поверьях, не бесспорного, но и тысячелетиями выверенного, интуитивно найденного, исцеляющего немало.
Русская печь всегда служила крестьянину верой и правшой, пребывала первой помощницей в многочисленных хозяйственных нуждах.
С наступлением холодов жизнь семьи сосредоточивалась на подворье. Хозяину предстоял обмолот зерна, надо было довести до ума лен, выкормить-выходить скотину и ее приплод, до посевной наладить орудия, инвентарь и выкроить еще время на занятия ремеслами. Тут без печи шагу не ступить.
В ней же готовили на все семейство еду, выпекали хлебы и всевозможные пироги, сушили зерно, ягоды, лен. А где, кроме того, мог крестьянин запарить корм скоту — козам, овцам, свиньям, птице? Высушить мокрую одежду, валенки, рукавицы или впитавшую влагу конскую сбрую? На печи подсушивались сырые телячьи кожи, продубленные шкурки лесных зверей.
В народе печь сравнивали с матерью родной, приговаривая: «Добрая-то речь, что в избе печь», «Хлебом не корми, только с печи не гони». А хорошую минуту человек как называл? «Словно у печки погрелся», «Сижу у печи да слушаю речи». Дружную семью по чему определяли? «У них и печки, и лавочки — все вместе».
Зимними вечерами многочисленная крестьянская семья, обычно три ее поколения, собирались у печки, как возле радушной хозяйки. Старики занимали место на лежанке, туда же, вглубь, за занавески, забивалась младшая ребятня, пока не обремененная заботами по дому. Эти сумерничанья под завывание вьюги и снежный хруст за окном приводили детей в восторг. Старшие, наконец-то переделав дела, выполняли обещанное — рассказывали сказки и былины, пели песни и прибаски. И в отсветах печного огня чье сердчишко стерпит без радостного стука от торжества сказочного добра, побед отважного и великодушного богатыря-молодца?
Перечувствованное здесь навсегда оставалось с человеком и служило ему камертоном всю жизнь. Так, из уст в уста передавались лучшие творения народного духа, сызмала наследники усваивали нравственные установления своего рода, деревни, родной земли.
