Миссис Уилтон миновала короткую аллею, ведущую от одного из входов в Риджентс-Парк, и оказалась на широкой и тихой улице. Двигаясь медленно, она тревожно смотрела по сторонам, чтобы не пропустить нужный номер. Женщина поплотнее укуталась в меховое пальто — после нескольких лет жизни в Индии лондонская сырость казалась ей непереносимой. День, однако, выдался не слишком туманным. Густая рыжеватая дымка скапливалась между домов, время от времени с ветерком посылая путнице едва заметный влажный поцелуй. На волосах, ресницах и пальто миссис Уилтон блестели крохотные капельки. Но все же ничто в воздухе не скрывало от глаз окружающий мир — она видела лица бредущих поодаль пешеходов и могла прочесть вывески на зданиях магазинов.
Возле лавки антиквариата и подержанной мебели она замерла и сквозь убогое немытое окно оглядела разношерстное скопление товаров, подчас представляющих изрядную ценность. Приклеенные к стеклу белые буквы складывались в польское название.
— Да, вот это место.
Входная дверь встретила ее брюзгливым звяканьем. Откуда-то из темных недр магазина возник торговец. Жидкая черная борода придавала его и без того белому влажному лицу еще больше бледности. На голове его была тесная шапочка, на носу — очки. Миссис Уилтон тихо обратилась к нему.
В грустном, циничном взгляде продавца засквозило выражение заговорщичества и лукавство, возможно, ирония. Поклонился он, тем не менее, серьезно и уважительно.
— Да, она здесь, мадам. Примет она Вас или нет — не знаю. Иногда ей нездоровится, иногда она не в настроении. И потом, нам нужна осторожность. Такую леди, как Вы, полиция не тронет. А вот бедного приезжего по нынешним временам — наверняка.
Миссис Уилтон проследовала за ним вглубь магазина, где обнаружилась винтовая лестница. По пути она опрокинула несколько предметов и остановилась, чтобы поднять их, но торговец все бормотал:
— Не обращайте внимания, не обращайте.
Зажглась свеча.
— Идите наверх. Будьте аккуратны — там тьма кромешная. Дойдете до двери — открывайте ее и сразу входите.
Пока она поднималась, он стоял у нижней ступеньки и держал свечу высоко над головой.
Не слишком просторная комната показалась ей довольно заурядной. Здесь было несколько шатких неудобных красных с позолотой стульев. В углах темнели две большие пальмы. На столе под стеклом помещалось изображение Рима. Миссис Уилтон подумалось, что комната выглядит не по-деловому — не нашлось ни кабинета, ни передней, по которым целый день сновали бы посетители, не походила она и на жилое помещение. В ней не было книг и газет, стулья стояли так, как их расставили при последней уборке, а холод из-за отсутствия огня пробирал до костей.
Справа от окна под плисовой занавеской скрывалась дверь. Присев у стола, миссис Уилтон обратила к ней взгляд. Оттуда, по мнению женщины, и должна была появиться прорицательница. Гостья апатично сложила руки одну поверх другой на столе. С тех пор, как убили Хью, она обращалась уже к десятой ясновидящей. А если вспомнить… Нет, это, похоже, уже одиннадцатая. Она забыла о том страшном человеке в Париже, который назвался священником. При этом он единственный сумел сообщить ей хоть что-то определенное. Но и он не смог пересечь границы прошлого. Он рассказал ей о замужестве и даже не ошибся с длительностью — двадцать один месяц. Еще он говорил об их жизни в Индии, по крайней мере, знал, что ее супруг был солдатом и служил «в колониях». В целом, однако, он проявил себя не полезнее остальных. Никто из них не принес ей искомого утешения. Ей хотелось не рассказа о минувшем. Если Хью потерян навсегда, с ним потеряно все ее стремление жить, вся ее отвага, все светлое, что было в ней. Она жаждала вырваться из оков отчаяния, прервать череду бесцельных мглистых дней, не ждать всю ночь рассвета, а с рассветом мечтать о тьме, как происходило с самой его смерти. Если бы только нашелся кто-то, способный убедить ее, что не все еще кончено, что он где-то рядом, такой, какой и был, с узким загорелым лицом, вьющимися волосами и слегка печальной улыбкой, что иногда он наблюдает за ней, что он не позабыл ее…
— Хью, милый…
Подняв глаза, она увидела сидящую перед ней незнакомку. Миссис Уилтон не слышала, как она вошла. Имея теперь уже изрядный опыт встреч со всевозможными ясновидящими и гадалками, она сразу заметила, что эта женщина отличается от прочих. Миссис Уилтон привыкла к быстрым оценивающим взглядам, попыткам, временами неловким, но чаще хитро завуалированным, выудить крупицы информации, чтобы соорудить правдоподобное предсказание. Но эта женщина, видимо, не нуждалась в подсказках.
Не то, чтобы ее внешность указывала на более тесное, чем у других, соприкосновение с миром духов — как раз наоборот. Некоторые из прежних экстрасенсов выглядели хрупкими, тоскливыми, изнуренными существами, а от парижского экс-священника веяло ужасом и обреченностью. Такому пристало ужинать с дьяволом, а может, так или иначе, действительно ужинал.
На сей раз перед миссис Уилтон предстала полноватая женщина лет пятидесяти с изможденным лицом, не похожая на повариху лишь оттого, что больше напоминала швею. Ее черное платье сплошь покрывали белые нитки. Миссис Уилтон порядком смутилась. Просьба перешить халат при виде этой женщины казалась куда как уместнее просьбы об общении с умершим. Сверх того, сочетание указанных способностей с подобной внешностью выглядело абсурдным. Женщина вела себя тихо и подавленно — непрестанно потирала белесые и как будто мокрые ладони, то о дело облизывала губы и сухо покашливала. Но эти признаки нервного истощения указывали, в ее случае, скорее на долгий утомительный труд в душном помещении, низко склонившись над швейной машинкой. Ее блеклые мышиные волосы немного оживляла бросавшаяся в глаза краска. Несколько ниток с платья попало и в прическу.
