Мне хочется рассказать о том, что со мной произошло. Я не помню, где это случилось, но могу назвать час и даже минуту, когда это началось.
Голая комната, освещенная пожелтевшим от старости флюоресцентным светильником, висящим высоко под потолком. Несколько стульев. Один из них был грубо высечен из каменной глыбы и весил, вероятно, около четверти тонны. Они привязали меня к нему, потому что даже в условиях марсианской гравитации никто бы не смог поднять такой груз. Для меня, марсианина, этот вес был весом самой смерти. Тодер не раз говорил со мной о смерти, и я помню, как испугали меня его слова: «Во всем есть спасение, Рэй, даже в смерти».
Но такого спасения я не хотел. Имелась причина: я не знал, почему этот человек пытал меня, почему они вообще схватили меня, и я хотел проверить учение Тодера на практике.
Пребывая в неведении, я вспомнил одно из ранних изречений Тодера: «Утешение является защитой». Я имел такое утешение. Я знал: чего бы ни хотели получить от меня мои мучители, они не получат этого. Но подобное утешение было хрупкой защитой против нервно-парализующего хлыста. Не очень большая заслуга сохранить информацию, которой не обладаешь.
Я считал, что представляю для них какую-то ценность. Четверо допрашивавших меня были в масках, а их голоса звучали неестественно, будто их нарочно старались исказить. И если я хотел произвести идентификацию — а я хотел этого, то не должен был пропустить ни одной мельчайшей подробности, несмотря на то что голова моя горела как в огне.
В минуту расслабления я вспомнил об одном опыте Тодера. Он с помощью своих четок показывал, как заставить время идти медленнее или быстрее для собственного сознания. Тогда, именно тогда, я понял его. Мое время натянулось, бусинка замедлила свое движение и, кажется, будто остановилась. Но тем не менее мой мозг пылал, и я горел под своей кожей. Если я выживу, то найду Тодера и попрошу у него прощения.
Нет, я не смог вызвать умственные резервы для замедления времени, поэтому я должен был использовать только интервалы между взрывами агонии, чтобы смотреть, слушать, воспринимать запахи, осязать и стараться запомнить этих людей.
Вначале я подумал: «Работорговцы!». Вопреки всем официальным опровержениям периодически появлялись слухи о похищениях людей для продажи в рабство. Как правило, такие обвинения выдвигались против центавриан. Официально Земля считалась нейтральной планетой, хотя большинство землян симпатизировало медведианам, на что, конечно, повлияли воззрения некоторых личностей.
Ирония судьбы! Я, Рэй Мэлин, занял типичную позицию землян.
Мои мысли были беспорядочными. Я терял драгоценные секунды. А ведь после последнего шока прошло уже много времени, и я уже был в состоянии снова сконцентрировать свое внимание на происходящем.
Произношение? Они разговаривали на беглом английском, но я был хорошо знаком с обоими наречиями и Центаврианского и Медведианского секторов, имел отличное произношение и обладал большим словарным запасом. Следовательно, эти люди могли быть…
Бессмысленно. Прислушиваясь к разговору, я пытался оценить его так, как это сделал бы Тодер.
Мужчина, сидящий на среднем из трех стоящих передо мной стульев, крикнул:
— Еще раз, я сказал!
Человек, который стоял в стороне, поднял свой нервно-парализующий хлыст. Я напрягся, но руководитель остановил его руку.
— Попробуй без хлыста, — приказал он. — Может быть, физическая боль не дает ему говорить.
Я постарался не показать своего облегчения, когда главный, повернув ко мне лицо, вкрадчиво сказал:
— Рэй Мэлин! Вспомните свое последнее путешествие! Расскажите нам, как оно началось!
Рассказать им об этом еще раз детально, растягивая время! Я не поддался искушению. Я почти убедил этих людей, что говорю правду; я уже приблизился к победе, спасению и мести. Незачем терять полученные преимущества. Во всяком случае, что даст тщательная разработка модели? Сущность по-прежнему останется неизменной.
Мое предпоследнее путешествие привело меня на Дарис. Я никогда раньше так долго не находился в сфере влияния центавриан, но я уже не раз бывал в самых интересных мирах медведиан и окончательно запутался в противоречиях между официальной земной пропагандой и тем, что лежало в основе благосклонного отношения землян к медведианам. Я боялся занять позицию, которая заставила бы людей думать, что я, как это доказывали мои документы, являюсь гражданином Земли.
Я познал суровый путь, наглотавшись этой пропаганды, несмотря на свой гнев. Третий раз я был дерзок со старшим офицером старой калоши, который претендовал на родство с семьей Тирана. И меня высадили на Дарисе. Если бы нечто подобное совершил центаврианский член экипажа, то его, вероятно, выгрузили бы на первой попавшейся планете без дальнейших комментариев. Единственный раз в жизни, насколько я помню, я был благодарен своему официальному гражданству. В чьей бы сфере влияния земляне ни находились, они всегда могли рассчитывать на поддержку другой стороны. Так что я мог благодарить земных политиков за эту привилегию, если это не было результатом стратегического размещения Старой Системы между двумя гигантскими блоками.
