Роковая шутка

Рассказ этот написан со слов одного из моих попутчиков — отставного полковника танковых войск Николая Ивановича Александровского.

Как обычно, в поездах, идущих из Крыма, большинство пассажиров — курортники. Попав на полное санаторное обеспечение и находясь в постоянном общении с такими же, наслаждающимися беззаботной жизнью людьми, человек быстро расслабляется, сбрасывает с себя официальщину и становится свойским и даже немного легкомысленным.

Возвращаются домой курортники часто группами, еще в санатории встретившись с попутчиками и заранее договорившись о совместной поездке домой, как бы этим продлевая курортное настроение.

Так было и в этот раз.

Трое офицеров возвращались из санатория. Двоим из них было немногим более тридцати. Третий был убелен сединами и со множеством орденских планок на кителе. Первые двое называли его просто Николаем Ивановичем, а потом я узнал его фамилию и то, что он совсем недавно, по выслуге лет, вышел в отставку. Он был невысокого роста, коренаст, с широким, гладко выбритым лицом и усталыми глазами.

Я как-то быстро, по-дорожному, сошелся со всеми троими, разговор принял общий характер. Выяснилось, что осенью сорок второго мы с Николаем Ивановичем находились на одном направлении под Сталинградом. Вспомнили фамилии командующих, названия населенных пунктов и вражеские бомбежки. Но в основном говорили о прелести курортной жизни с ее веселыми и быстротечными днями, вспомнили библиотекаря Оленьку, официантку Катю, поход в театр и на концерт Зыкиной, поездку морем на экскурсию в Судак. И, конечно, о случайных знакомствах с женщинами на набережной или в Приморском парке Ялты и о том, что эти встречи не так уж редко кое у кого из отдыхающих переходят в настоящую любовь и заканчиваются женитьбой…

— Да-а, любовь — дело сложное, и, я бы сказал, даже необъяснимое, — произнес Николай Иванович, когда поутихли смех и оживление. — Казалось бы, до любви ли на войне, когда кругом кровь и смерть, а люди любили… Да еще как! И переживания, конечно, были разные… Но того, что произошло в нашей танковой части и — ничего подобного за всю Отечественную нигде не было! По крайней мере, я не слыхал… И хорошо, что не было… Впрочем, если хотите, расскажу все по порядку…

Был у нас в третьей роте командиром танка лейтенант Казенников — веселый, смуглолицый двадцатидвухлетний парень. Уж не помню, кто — мать или отец — у него из цыган были. И сам он порядком на цыгана смахивал. Такой же темноволосый, кудрявый, статный, с тонкими чертами лица. Все Есенина нам читал. Встанет, одну ногу вперед, правую руку полусогнет перед собой и — негромким, но приятным голосом начинает:

Здорово это у него получалось. Даже сам генерал-майор Сапожников не раз просил его почитать Есенина. Конечно, в соответствующие минуты фронтовой обстановки.

Однажды, еще в боях под Сталинградом, танк лейтенанта Казенникова был подбит снарядом противника. Прямое попадание. Стрелок убит, а они с водителем были тяжело контужены.

Увезли лейтенанта далеко в тыл, в госпиталь. Без него мы завершили Сталинградскую эпопею и были переброшены на Белорусское направление. Прошло месяца три, а может, и больше. Мы даже стали постепенно забывать о Казенникове. Тут-то он и объявился, бодрый и веселый, во всем новом, с иголочки. И привез он с собой фотокарточку девушки. Ничего особенного — курносенькая такая, видимо, смешливая, и с косичками, лет семнадцати, а то и меньше.

Но лейтенант был от нее без ума. Чуть не каждый день писал ей письма и так же часто получал ответы от нее. Фотокарточка

девчонки была для него, как для верующего икона. Даже когда брился, ставил перед собой и разговаривал с ней, как с живой. Сейчас, мол, Верушка, побреемся, доведем марафет, и будет порядок в танковых войсках.

Вскоре уже вся наша часть знала о любви лейтенанта Казенникова, и о том, что его девушку звать Верой, и что живет она в зауральском городке Камышлове.

Накануне, как произойти этому случаю, наша отдельная танковая бригада прорыва уже добрую неделю стояла в обороне.

Был конец марта: вокруг развезло, и тут не только танками — и пешим-то далеко не уйдешь, куда ни кинь — болота, топи и грязища. К тому же, провиант кончился и с боеприпасами не густо.

Не лучше положение и у немцев. Стоим мы друг перед другом, зажатые бездорожьем, и особо настроение один другому не портим. Иногда популяем для порядка или снайпера побалуются. А продвижения — никакого.

Как раз в это время к нам поступило небольшое пополнение молодых офицеров, только что закончивших училище. Пацанва, конечно. И был у нас в части старший лейтенант Заморин: этого хлебом не корми, а только дай ему какую-нибудь шутку выкинуть. Вот он и подговорил одного из вновь прибивших — младшего лейтенанта Заруду — разыграть Казенникова. Сделать это было легко, так как все мы знали, где живет Вера и многие другие подробности.

А вот, как-то раз брился лейтенант, а перед ним, как обычно, карточка Веры стояла.

Подходит Заруда, берет это фото и так естественно восклицает:

— Ба! Верунчик! Вот это встреча, так встреча!