– Дозу дал!
– Дозу принял!
Вера натянуто ухмыльнулась, спрятав пакетик во внутренний карман куртки.
– В следующий раз скину как постоянному клиенту. Может быть, – обнадежил, пересчитывая деньги, Ван-Гог.
– Дождешься от тебя… Дилер региональный. Они отошли от кирпичного забора, в котором находился одноразовый тайник – небольшое углубление, прикрытое обломком деревянного бруска. Ван-Гог не был сумасшедшим и никогда не таскал товар с собой. Во-первых, менты по рынку шакалят – рейдуют через день, пугая народ маскарадными шоу, во-вторых, свои же опустить могут, когда ломак колбасит. А так, с тайничком, – полный ажур. Плати по курсу, покажу, где спрятано. Подойдешь – заберешь. Сам. Если что, все претензии уважаемых спецслужб к вам, господин покупатель. А я так, отлить к забору подошел, пивка, знаете ли, выпил.
Могли, конечно, прихватить, когда в тайничок закладку делаешь или по пути. Теоретически. Но Ван-Гог был опытным практиком, к тому же ориентировался на рынке, как Дерсу Узала в тайге. Подставу или «хвостик» чуял за милю. Даже за мегапарсек. Два раза в один и тот же тайник товар не прятал, мест для закладки хватало.
На самом деле его звали Генкой, кликуху Ван-Гог он получил за отсутствие левого уха, которое, так же как и великий голландец, отрезал сам. Правда, в отличие от того, не в угоду женской прихоти. Года три назад Генка влетел по-глупому с пакетиком соломы. Попал под ОМОН. Мелочевка, в общем-то, соскочил бы без проблем на первый раз. Но, как назло, дома, под кроватью, безо всякой конспирации беспечно лежал целый мешок дури, тянущий лет на пять, к тому же чужой. А менты на обыск после обеда собрались прокатиться. Генка вытащил из носка обломок бритвы, чтобы проглотить и закосить, как опытные люди научили, но в последнюю секунду глотать побоялся (задницу ведь распорет!) и решил просто порезаться. Лишь бы «Скорую» вызвали, а из «Скорой» свинтить, как стекло камнем кокнуть. Короче, взял и рубанул себе по уху. Так, не сильно, главное, чтоб кровищи побольше. Не сильно-то не сильно, но пол-уха оттяпал. Менты, конечно, «Скорую» вызвали, но в больницу отпускать не захотели. Однако пришлось, врач-молоток расписку с них потребовал, что за жизнь и здоровье задержанного полностью отвечают. А кому охота из-за всякой шелупони обдолбанной рисковать?
Из машины «Скорой» Генка выскочил на первом же перекрестке. Благо конвоира не приставили – невелика птица. Бегом до хаты. Успел вовремя. Затащил мешок на чердак, забросал мусором. Только спустился, а тут родные правоохранительные органы в лице оперуполномоченного и участкового. Хату обшмонали, но… А за пакетик, ОМОНом изъятый, по закону только штраф полагался. Соскочил, стало быть, Генка. Да вот с ухом оказия вышла. Его же пришить на место полагалось, а не просто пластырем залепить. Да еще заразу какую-то себе в рану занес: в антисанитарных условиях операцию делал, вдобавок не стерильным инструментом. Довыпендривался. Загноилось ушко, заболело. Через месяц пришлось ампутировать… Подарок к восемнадцатилетию.
– Пока, – возле овощных ларьков Вера свернула, решив пройти через рынок. Так быстрее.
– Бывай, – кивнул Генка Ван-Гог, почесав то место, где когда-то росло ухо.
Дозу Вера взяла не себе. Она боялась подсесть на героин. Травку покуривала, конечно. За компанию. Не смотреть же попусту, как Юрик глюки ловит. Юрик не возмущался: не хочешь ширяться – не надо, хотя, если любишь, могла бы…
Сейчас в кармане лежал полный боевой комплект: грамм героина для Юрика и коробочек травки для себя. Бальзам и кондиционер. Два в одном. Грамма Юрику хватит на неделю. По паре уколов в день.
Юрик сидел на иголочке-жердочке прочно и с комфортом. Начинал, как обычно начинают все. С травки, с колесиков… Потом ужалился героином. Засосало мгновенно, героин времени на раскачку не дает, три-четыре раза, и ты – «наш человек». Вера пыталась отговорить. Но от воли Юрика давным-давно ничего не зависело, и она бросила разговоры.
Юрик обитал с мамашей-пьяницей в двухкомнатной хавире, превращенной общими стараниями в живописный хлев. Движимое имущество, вплоть до штопаных носков покойного бати, было давным-давно продано с местного аукциона. Какая-то видимость человеческого жилища создавалась исключительно стараниями Веры, да и то все реже и реже. Мамаша же вообще не обращала внимания на такие мелочи, как отсутствие стекол в окнах ее комнаты и унитаза в уборной. В конце концов, у нас тут не ток-шоу «Моя семья», главное, чтобы присутствовал комфорт душевный, а нужду и на пол справить можно.
Вера знала Юрку с детства. Общий двор, общая школа, общие друзья, в чем-то схожие жизненные условия. У нее, кроме бабушки, потихоньку выживающей из ума, вообще никого не было. Лет так с пяти, когда предки разбежались. Где сейчас папанька, Вера понятия не имела, а мать грохнули в какой-то удалой компании, разбив о голову бутылку. Как рассказывала бабушка, крестясь и прося прощения за душу грешную, мать Верина была бесстыжей девкой, падкой до кобелей.
Бабушку Вера любила. Все ж единственный родной человек, да и вырастила-выкормила… Юрку тоже любила, по крайней мере раньше, до того как… Он был ее крови. Тогда. Сейчас она внушала себе, будто еще любит его, с неугасшей наивной надеждой, что все будет хорошо и Юрка рано или поздно из вонючего злобного чудовища превратится в милого и доброго принца.
