ОНИ были великими умниками. Теперь я не стопроцентный дурак и могу ИХ понять и оценить. Вышел из банка, стою и смотрю на машину, не иначе, как сделанную вручную. Если бы приказал, алмазами бы ее выложили. Почему нет? Стою на лазуритовых ступенях, красуюсь в одежде престижных домов моды и в таких же башмаках. Вымыт, подстрижен, побрит. Надушен, как дорогая проститутка.
Могу купить яхту. Или океанский порт. Хочу самолет? Хоть аэрокомпанию. Остров — тоже не проблема. Деньжат хватит на три жизни. ОНИ щедро заплатили, даже больше, чем в договоре. И есть за что.
Девушки, красивые и не очень, идут мимо, глазками стреляют, потому что во все века не дуры, каких старательно изображают, и у каждой в черепушке такие процессоры встроены, что куда там Силиконовым и прочим долинам, а я возле не абы какого банка на лазуритовых ступенях стою, так что по мне массированный артобстрел ведется.
— Убиться — не жить…
Как они шарахнулись!
Не враньё, значит. Все сработало, и я тому причина. Но не исполнитель, даже не орудие. Обидно видеть в себе банальную бабочку или костяшку домино. Детонатор, блин.
Ладно, подумаем об этом потом, как говорила одна умная женщина в романе, который мужчины по дурости не читают. Влез я в машину… «Форд», между прочим. Еще живы «форды» и теперь крутейшие из крутейших. Может, и я к этому руку приложил — побочный, так сказать, эффект, а мне за это премиальные? Ладно…
— Давай, — говорю на их языке водителю, — в «Мажестик». Убиться!
Он не шарахнулся, даже не вздрогнул. Приставленный, как видно, ИХ человек. Но косточки пальцев побелели, напрягся. Не враньё, нет, все так и есть, и лучше мне на эту тему больше с ним не говорить, если не хочу, чтобы мой хладный труп из машины всмятку вырезали.
И довез меня благополучно, есть «Мажестик», швейцар выскочил дверцу открыть. Три минуты регистрации — и повели в дорогие апартаменты, а чемоданы другим лифтом привезли, те чемоданы, что другой машиной доставлены. Может, тоже «фордом», я не присматривался.
Гостиница солидная, горничная о какой-нибудь особе по вызову даже не заикнулась.
В общем, зря я боялся, что меня, как героя лемовского «Возвращения со звезд», несколько часов промурыжат на каком-нибудь вокзале. Нет, привезли, за ручку в номер ввели, всю хитромудрую технику показали и робко предложили обед в номер, а если не нужно, то холодильник полон.
Я парадный костюм с себя содрал, нашел в баре водку, покрутил в руках (этикетка неведомая), открыл холодильник… Есть! Бутылка в инее, название знакомое, налил стакан, выпил, закусил каким-то печеньицем. Больше не нужно, и стакан-то — слабость. Сижу в трусах, алкоголь в желудок теплом опустился.
Вот так…
ОНИ были мудрецами: язык я понимаю, письмо — тоже, банки и счета мои существуют. А страна… А что страна? Страной больше — страной меньше. Для великой-то цели… Вот только великая ли?
Но если подумать, то в той стране, из которой я когда-то, так сказать, стартовал, или в той, в которую прибыл сегодня, меня мало кто осудит, может, десяток какой людей… Нет, надежда все же есть. А вдруг не только десяток людей, но и десяток тысяч осудит? А вдруг совесть, честь, элементарная порядочность еще существуют? Опыты опытами, но что-то должно было сохраниться?
ОНИ меня не убили… или не они, а те, кто вместо них здесь. Все, что обещано, я получил. Только не учли, а я об этом и подавно не думал, что «науки юношей питают», и теперь Саша Егоров — не тот мерзавец, что жил себе в двадцать первом веке (или не жил, но это еще выяснить нужно, если до следующей минуты доживу) и продавался оптом и в розницу не из убеждений, а по глупости и желая заработать на красивую жизнь. Ну вот, заработал.
Больше пить не буду. Думать нужно. Трезво думать.
Но не как советовали мне туповатый герцог Бирон и хитроумный граф Густав Левенвольде — тогда только, когда приказывают.
Если бы Александр Егоров своевременно убрался вон из комнаты, ничего не произошло бы. В таких случаях неизменно появляется коварная мысль: не обращать на телефонный звонок ни малейшего внимания, притворяться, будто ничего не чувствуешь, не слышишь, не замечаешь. Выйти вон, сделать вид, будто исчез неведомо когда. Не был, не присутствовал, не слышал…
Но я преодолел отвращение к названивающему аппарату и снял трубку. Может, не я сам, может программа какая сработала в мозгу, но это еще выяснить нужно, а пока о главном.
Голос в трубке наскоро представился режиссером и произнес волшебные слова:
— Четыре маленьких эпизода.
Продолжать разговор в ответ на это предложение было моей первой ошибкой. У меня оставалась прекрасная возможность держать язык за зубами. Режиссеры не так уж часто звонят даже студентам театральных институтов, а я был и вовсе археолог не у дел и даже не Индиана Джонс[1]. Наверняка это был первый случай такого рода. Но мои голосовые связки как будто жили своей собственной жизнью, обособленной от меня.
— Да, — радостно сказал я. — Когда?
Лучше бы я спросил: «А почему я?» и «Кто меня порекомендовал?» Возможно, это отрезвило бы меня. Или моего собеседника, он понял бы, что я умею думать. И поискал бы другого невежду.
