Почему-то у меня всегда сложно получается находить общий язык с военными. И не имеет значения наличие и количество звезд, лычек, род войск, телосложение — меня не покидает ощущение того, что они смотрят на меня несколько высокомерно и пренебрежительно, как бы оценивая. Возможно, на самом деле, это и не так. Скорее всего, проблему я сам себе и надумал. Но поделать с этим я ничего не могу.
— Добрый день, — промямлил я. — Это вы Шишов?
Не поймите меня неправильно — я служил в армии, в этом плане у меня нет комплексов. Но, положа руку на сердце, свой годичный срок в штабе дивизии я и службой-то назвать не могу. Призвался я после университета, как и сотни моих товарищей-студентов, типичный «пиджак», инженер. Отцовские связи помогли попасть в хорошую часть, недалеко от дома. Оружие держал лишь на принятии Присяги, да и то муляж. Рисовал стенгазеты, печатал учебные планы офицерам. Штабная крыса, чего уж там. Конечно, были и свои трудности, но от общеизвестной солдатской романтики Бог миловал. Меня и били-то всего однажды. Впрочем, били тоже слишком громкое слово — один раз ударили в лицо, разбив нос. Как-то при штатном переезде из кабинета в кабинет пропал компьютер, обвинили меня. Грозили дисбатом и карами неземными, нависая тяжелыми погонами. Возмущенный обвинением я внутренне негодовал, готовый взорваться. И позволил себе перебить зампотыла, который рассказывал собравшимся офицерам план моего коварного преступления. Зампотыл только сверкнул глазами — и двинул мне в нос.
Смешно говорить — я чуть не расплакался тогда от такой несправедливости. Хотел даже сбежать, угрюмо муссируя обиду у себя в каморке под лестницей. Не сбежал. И не расплакался. Лишь до конца жизни невзлюбил всех штабистов.
А компьютер нашли. В суете его убрали в бытовку, завалив сверху архивной документацией. Кто это сделал так и осталось тайной.
Так что, пусть и отслужив срочную, не чувствовал я себя защитником Родины. Потому то и испытывал внутренний стыд и смущение перед кадровыми военными. Особенно перед воевавшими. В большей мере перед воевавшими.
Пилот старенького вертолета МИ-2, к которому я сейчас обращался, явно был отставным военным летчиком. И, по-моему, успел на своем веку где-то поучаствовать.
— Я Шишов, — отозвался хриплым голосом и повернулся ко мне худой, низкого роста человек в синем, с пятнами масла комбинезоне, в мятой пилотке без кокарды. Острое, с резкими чертами лицо, бледно-голубые глаза, с безразличием взирающие на меня. Ну вот, опять…
— Извините, — я буквально ощутил, как непроизвольно ломается голос. Я кашлянул в кулак, отведя глаза вниз. Так стало легче.
— Извините, мне сказали, что это вертолет в Славинск. Вот, — я протянул аккуратно сложенный листок с плохо читаемым машинописным текстом. Под рядами символов и цифр стояла яркая на этом блеклом фоне круглая печать и подпись какого-то чиновника аэропорта. — Сказали отдать вам.
Пилот Шишов молча взял у меня этот своеобразный билет, не глядя запихал в карман.
— Чего вас сегодня в Славинск понесло? — довольно грубо поинтересовался он. — Я по графику два раза в неделю летаю. Пришли бы послезавтра.
— Я оплатил…
— Да вижу, что оплатил, — как-то совсем уж бесцеремонно летчик перешел на «ты», закуривая вонючую папиросу из разлохмаченной красной пачки. — Погуляй минут пятнадцать, кофе попей что ли. Мне в диспетчерскую надо, сводку посмотреть. Будь здесь, — вертолетчик посмотрел на часы. — В половину.
Я тоже посмотрел на часы. Совет летчика про пятнадцать минут не совсем стыковался с просьбой придти к половине — время было без трех минут четыре по полудню. Но спорить я не стал. Поправил большую спортивную сумку и потопал в сторону двухэтажного здания аэропорта.
В полупустом зале ожидания пахло плохим кофе и пирожками. Висящий на опасно накренившемся кронштейне телевизор неразборчиво бурчал, демонстрируя абсолютно скучный видеоряд про дачные будни какого-то малознакомого мне артиста. Я прошел между рядами деревянных лавок с грязными, потертыми спинками, сел с краю, ближе к окну. Напротив меня дремала старушка с зеленым рюкзаком-«сидором» на коленях, по другую сторону лавки, спиной ко мне, шелестел газетой морщинистый дед в кепке. Я окинул взглядом маленький зал, но не найдя ничего достойного своего внимания, уставился сквозь пыльное стекло на взлетное поле.
Сюда меня привез маршрутный автобус из районного центра. Гремящая, пахнущая резиной и соляркой конструкция с ручным турникетом на входе, поистине раритет из моего детства. Пассажиров было не много, причем большая часть, выехавшая из города, вышла на полпути, возле поворотов на села и деревни. До конечного пункта доехало человек семь, не считая меня. Из них, опять же если судить по деловитости и целеустремленности, двое или трое являлись работниками этого же аэропорта. Да и сам аэропорт оказался совсем не таким, каким я его себе представлял. Привыкший к шумной суете больших городов я думал, что увижу нечто знакомое, с автоматическими дверями, огромными перекидными табло, рамками охраны, большими аэробусами и многими-многими людьми, снующими в погоне за ускользающим временем.
