Уина отошла в сторону от всех остальных — туда, где было глубже. Течение тянуло за края одежды, грозя вот-вот сбить с ног, однако она еще не была готова. Быть может, кто-нибудь все-таки заметит ее, спросит, почему она пребывает в одиночестве и что делает вблизи от опасных вод. Но этого не случилось, хотя она задержалась на месте, опустив пальцы в реку, ощущая, как холодный поток раздвигает их своими крохотными рыбьими плавниками. Прищурясь, она поглядела против солнца; каждая рябинка сверкала бриллиантовым блеском, ослепляя ее, и середина реки казалась не водой, а искрящейся лентой.
Она облизнула губы: они вдруг пересохли, хотя еще не было жарко, да и лоб ее вдруг зарделся.
Никто не придет. Им все равно — что бы она ни задумала. До самого заката они будут заниматься своими делами: собирать цветы, есть плоды и предаваться любви. Она закрыла глаза. Интересно, страшно ли будет упасть в эту сверкающую ленту или этот поступок сулит ей волнующее переживание. Восстанет ли она потом в блеске тысячи бриллиантов, так что все побоятся смотреть на нее? Уина сделала еще шажок на глубину. Вода уже доходила до живота, уже тянула за руки. Пойдем со мной, говорила вода. Погрузись в меня и останься во мне.
Так она и поступила, и вода приняла ее.
Какое-то мгновение течение казалось ей мирным, оно подхватило Уину, и девушка поняла, что сделала правильный выбор. Никогда более, просыпаясь утром, она не будет убеждать себя в том, что ночной страх — это только сон, не будет заставлять себя думать, что пропавшие друзья вовсе не пропали, а прячутся где-то. Она восхитилась, ощутив небывалую легкость. Река несла ее, словно облачко: даже ребенок не мог бы мечтать о более мягкой колыбели.
И тут Уина вдохнула воды. Легкие обожгло. Глаза выкатились. Она замахала руками и забрыкала ногами. Новый удушающий поток хлынул в горло. Такого просто не могло быть! Лицо ее вынырнуло на поверхность. Уина завизжала, завидев своих друзей, а потом вновь провалилась под воду. В ушах ревело: течение ударяло о скалы, волны сталкивались друг с другом на бурливом стрежне. Рука ее цеплялась за воздух, соблазнительно близкий, однако ни одно движение не могло поднять ее к поверхности. Намокшая рубашка тянула вниз всем своим весом. И тут поток сам подбросил ее вверх, открыв нос и рот для короткого глотка смешанного с пеной воздуха. А на берегу никто и не пошевелился. Никто не намеревался помогать ей!
Впрочем, она заранее знала, что помощи не последует, подобного побуждения просто не было в их природе.
И тут на Уину снизошло спокойствие. Ей по-прежнему было больно, однако внутренне она расслабилась, ощущая приближение конца. Унесшая ее с собой река сулила именно конец, и Уина поняла, что возврата не будет. Свет в ее глазах померк.
И тут нечто стиснуло ее руку. Рывок. Колоссальная сила выдернула Уину из воды. Воздух! Можно было вздохнуть, однако она сумела только закашляться. Оказалось, что ее несут. Огромные руки охватывали ее до тех пор, пока она не оказалась на берегу ручья. Там спаситель аккуратно опустил Уину на землю. Камень согрел ее спину, ладони прикоснулись к теплой поверхности, голова привалилась к ласковому жару. На фоне неба вырисовывалась странная фигура. Голова Уины пошла кругом — она просто не могла сфокусировать взгляд, — однако прежде чем лишиться чувств, поняла: перед ней великан.
Жизнь Уины ничем как будто бы не отличалась от жизни остальных элоев. Матери вырастили ее, она играла с другими детьми, вовремя научилась остерегаться ядовитых ягод, достигла роста взрослой женщины, ложилась с мальчиками, когда хотела этого, любила солнце и боялась ночи. Различие — если оно существовало — заключалось в ее рассеянности, готовности подчиниться любопытству, уводившему ее за пределы серого дома, потребности оплакать друзей. И она плакала, чем немало удивляла остальных. В те утренние часы, когда обнаруживалось отсутствие кого-нибудь из элоев, все прочие отправлялись купаться или играть в траве, а она уединялась. Ей не хватало слов, которыми можно было бы описать происходившее, но друзья исчезали. Под покровом тьмы являлись морлоки и забирали их. Друзья никогда не возвращались. Она не находила слов, чтобы описать пустоту в груди. И Уина воображала себя возвышающейся над морлоками, забывшей о страхе, держащей солнце в руках — она шагала в сторону морлоков, и те бежали.
Удостоверившись в том, что Уина не собирается умирать, великан принялся облачаться в странные одежды, застегивая их на круглые костяные пластинки. Глядя на то, как он одевается, Уина ощутила, что страх перед грядущей ночью на мгновение исчез из ее сердца. Незнакомец был по-настоящему огромен — тело его высилось над нею более чем на ее собственный рост, — а еще широк и крепок. На округлом лице от уголков глаз и рта разбегались морщинки. Волосы его оказались на удивление прямыми. И она совершенно не поняла слов, сказанных великаном. Когда Уина не сумела ответить, он качнул головой, оставил дальнейшие попытки и отправился прочь. Уина последовала за ним, стараясь держаться поодаль, незамеченной. Скоро она поняла, что великан обследует землю, явно разыскивая что-то. Великан ходил расширяющимися кругами, останавливался лишь у самой воды и поворачивал назад. Строения вызывали в нем интерес, даже пустые, в которых на памяти Уины никто не жил. В том числе и тот темный пустующий дом.
