Военный грузовой автомобиль, мчавшийся по Москве, свернул на заснеженную и пустынную улицу Фурманова. Сугробы баррикадами перекрывали дорогу, лежали вдоль заборов, возвышались до окон первых этажей зданий. Грузовик то и дело замедлял ход: передние колеса зарывались в снег, а задние буксовали.
У подъезда дома № 3/5 автомобиль остановился. Из кабины вышел подполковник. За ним из кузова выскочили на снег старший лейтенант и сержант. Удостоверившись в правильности адреса, они вошли в парадное.
Квартира 21. Табличка на дверях… Казалось, чего проще нажать кнопку или постучать: дверь откроется, и тогда…
— «Здрасте, мы за песней…» Так что ли придется начать? — шутя проговорил подполковник Дроздов, глава этой необычной делегации.
— Да, нечего сказать, задача, — произнес сержант Калинников, невысокого роста чернобровый парень.
— А по мне любое поручение — приказ, — сказал старший лейтенант. — И ничего тут зазорного нет. К тому же песня для фронтовиков…
— Вот ты первый и докладывай, — решительно предложил Дроздов.
— Нет, нет, — возразил старший лейтенант. — Я растеряюсь. Ведь поэт…
— Ну и что же? — перебил Дроздов.
Разговор прервался неожиданно: подполковник нажал кнопку звонка, и все мгновенно смолкли.
Дверь открыла немолодая женщина в ватнике и в пуховом платке. На вопрос, дома ли Михаил Васильевич, она ответила утвердительно и пригласила пройти в комнату направо.
По тому, как она встретила нежданных гостей, нетрудно было догадаться, что военные в этой квартире совсем не редкие гости.
…Происходило это в конце декабря 1943 года. В Москву со Второго Прибалтийского фронта была послана группа гвардейцев-минометчиков. Среди прочих дел фронтовики имели необычное задание:
— Побывайте у поэта Михаила Васильевича Исаковского и передайте ему, что без новой песни нам никак нельзя, — в шутку и всерьез напутствовал генерал. — Зовите поэта в гости. А если он поехать не сможет, сами расскажите про наши дела. Но без песни не возвращайтесь.
И вот фронтовики в гостях у Исаковского.
В небольшой комнате, заставленной книжными шкафами, было прохладно. На плечи Михаила Васильевича накинута шуба. При каждом его движении она спадала, и ему приходилось вновь набрасывать ее на плечи.
— Нет, нет, не раздевайтесь, — предупредил Исаковский, когда гости стали искать вешалку. — К сожалению, у нас не тепло.
— Мы привычные, — храбро заметил Калинников и посмотрел на подполковника. Тот тоже снимал с себя шинель.
— …Так что об нас не беспокойтесь, — уверенней добавил сержант.
— Если настаиваете, — улыбнулся Исаковский, — пожалуйста.
Разделись. Сели к столу.
— То, что вы с фронта, сам вижу. Но с какого, разрешите узнать?
Все трое переглянулись и облегченно вздохнули: хорошо, что поэт заговорил первым. Теперь будет легче.
— Второго Прибалтийского…
— На Ригу пойдем! — бойко сказал сержант Калинников, но, встретив взгляд подполковника, добавил, и на этот раз не столько для поэта, сколько для своего начальника: — Раз Прибалтийский, значит путь наш к берегам Балтийского моря, а там Риги никак не миновать.
— Мне нравится эта ваша уверенность, — улыбнулся Исаковский. — А вы кто будете?
— Командир боевой машины сержант Калинников.
— Должен заметить, что один из наших самых отважных гвардейцев, командир «катюши», — сказал подполковник.
— Он у нас фрицев подчистую косит и фамилии не спрашивает, — отрекомендовал старший лейтенант.
Калинников покраснел, встал и неожиданно громко проговорил:
— Товарищ поэт…
Это прозвучало так, словно он обращался к своему командиру полка.
Все рассмеялись. Калинников тоже.
— Очень рад познакомиться с командиром «катюши», — заинтересованно и тепло произнес Исаковский.
— Так я что… — волнуясь, и на этот раз уже совсем тихо проговорил Калинников.
— Дело у нас к вам вот какое, — начал подполковник. — Наш генерал от имени гвардейцев приказал передать вам приглашение приехать на фронт, чтобы написать новую песню про «катюшу». А то как-то неловко получается. Называемся мы «катюшечниками», а песня, от которой название пошло, старая, довоенная… Сами понимаете…
— Я слышал, что на фронте на мотив «Катюши» поют что-то новое, — сказал Исаковский.
— «Разлетелись головы и туши»? — вмешался Калинников. — Так это ж пародия!
— А что бы вы хотели?
— Такую, чтоб прямо про нас говорила, чтоб меткая была и серьезная.
Михаил Васильевич остановил взгляд на сержанте и долго, пристально смотрел на него.
Стало тихо. Фронтовики ждали, что скажет поэт.
— Понимаю, друзья мои. Спасибо за приглашение. Но сейчас, к сожалению, принять его не могу. Я нездоров. Уже второй месяц не выхожу на улицу. И вряд ли скоро смогу куда-нибудь поехать. А насчет песни вы правы…