Рассказ о подполковнике милиции Виталии Дмитриевиче Акиньшине правильнее всего начать с упоминания имени другого человека — Николая Игнатьевича Куликова.
Это он, Куликов, начальник одного из отделов Управления внутренних дел Тюменской области, возглавляя несколько лет назад Ишимский горрайотдел, вывел подразделение в передовые. Это он, Николай Игнатьевич, при котором Акиньшин был и старшим следователем, и заместителем начальника по оперативной работе, и замполитом, научил своего преемника самому трудному — умению находить подход к людям, заражать их личным примером, радоваться успехам подчиненных больше, чем собственным. Виталию Дмитриевичу, по его собственному признанию, остается лишь продолжать традиции предшественника.
С Ишимским отделом связана, можно сказать, вся милицейская биография Виталия Дмитриевича — ни много ни мало более четверти века. Впрочем, к ним по справедливости приплюсовываются и те три года, которые Акиньшин воевал в составе отдельного 18-го танкового корпуса, действовавшего на Третьем Украинском фронте.
Был он наводчиком, стрелком-радистом. Освобождал Венгрию, брал Вену. Неподалеку от австрийской столицы получил тяжелое ранение.
…К городу Санкт-Пёльтену наши части подошли вечером. На рассвете танковый взвод — три «тридцатьчетверки» — был направлен в разведку боем. Требовалось прорваться к реке Трайзен и вернуться обратно. Когда машины углубились в расположение гитлеровцев метров на двести, танк, в котором находился сержант Акиньшин, был подбит и загорелся. Единственный оставшийся в живых, оглушенный, контуженный, стрелок-радист, задыхаясь от дыма, с трудом открыл правый люк. Его тотчас же обстреляли фашистские автоматчики. Как потом выяснилось, одна пуля пробила легкое, вторая застряла в позвоночнике. Акиньшин тяжело рухнул рядом с машиной.
А враги продолжали стрелять по подбитому танку из орудий. Сержант получил еще два ранения, на этот раз осколочных, — в руку и ногу. Собрав оставшиеся силы, он пополз. Однако сообразил, что далеко отползать нельзя, так как танк и сейчас служил ему прикрытием: отступающие гитлеровцы из прорванного разведчиками боевого охранения, понимая, что горящая машина вот-вот взорвется, боялись к ней приблизиться. Акиньшин вдавился в пашню, здоровой рукой достал из кармана две гранаты Ф-1 и свел зубами усики чеки. Теперь он чувствовал себя увереннее, пусть только попробуют подойти…
От близкого взрыва сержант на несколько минут потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел, что совсем рядом, буквально в двух-трех метрах от него, лежит искореженная крышка люка башни взорвавшегося танка. Полуживой, окровавленный, он снова пополз — навстречу своим. Сколько времени он полз, Акиньшин не знал. Наконец он перевалился через край окопа, брошенного бежавшим охранением. Взяв автомат убитого гитлеровца, подумал: «А ведь можно и еще повоевать».
Впереди, на шоссе, показались люди в пятнистых маскхалатах. Сержант не считал их, но видел, что много. Снова мелькнула мысль, теперь уже тоскливая: «Не справлюсь…» Какова же была его радость, когда он понял, что это свои!
…Почти полгода пролежал Акиньшин в госпитале. Война уже давно кончилась, когда он наконец вернулся в родной Ишим.
Подростком, поскольку семья была большая и жилось трудно, Акиньшин-младший работал счетоводом, учетчиком. Потом, перед самой войной, закончил бухгалтерские курсы. Это, а также побаливавшая рука, не позволявшая заняться более тяжелой, «мужской» работой, и решили вопрос, что ему делать дальше. Он стал работать бухгалтером.
Казалось бы, судьба Акиньшина определилась. За четыре года он успел стать старшим бухгалтером ишимского горжилуправления. Но однажды Акиньшин зашел по делу в горком партии и, уже уходя оттуда, в дверях встретил секретаря.
— Здравствуйте, здравствуйте, — улыбнулся тот, — как говорится, легки на помине: только сегодня о вас вспоминали. Загляните-ка на минутку.
Секретарь спросил у Акиньшина, как идут дела, не нужна ли какая-нибудь помощь. Потом вспомнил фронтовые годы, поинтересовался, где Виталий Дмитриевич воевал, рассказал и о себе. А в конце посетовал: мол, несмотря на то что самое трудное позади, жить так, как хотелось бы, еще нельзя. К примеру, в том же Ишиме до сих пор есть хулиганы, расхитители народного добра. Акиньшин согласился с этим. Он и сам видел, что, к сожалению, такие люди еще встречаются. Секретарь удовлетворенно хлопнул ладонью по столу и спросил:
— А что бы вы сказали, Виталий Дмитриевич, если бы мы предложили вам, фронтовику, орденоносцу, самому непосредственно заняться борьбой со всеми этими людьми?
Как ни странно, но Акиньшин нисколько не удивился.
— Что ж, — посмотрел он в глаза секретарю, — если партия доверит, я обещаю не подвести.
…Учиться молодому оперативному работнику уголовного розыска пришлось прямо в деле.
Фамилию первого «своего» хулигана — Сутылин — Виталий Дмитриевич не забыл и через двадцать лет.
Этот человек угрожал другому ножом. Но ни свидетелей происшедшего, ни самого ножа обнаружить не удалось. Правда, нож Акиньшин в конце концов нашел, тщательно изучив весь путь, которым хулигана вели в милицию. Но, увы, оружие лежало в залитом водой кювете, и значит, ни о каких отпечатках пальцев на нем не могло быть и речи. Сутылин же все отрицал.