Robert Bloch. «The Curse of the House», 1939.
— Вы когда-нибудь слышали о домах с привидениями?
Я медленно кивнул.
— Ну, это другое. Я не боюсь домов с привидениями. Моя проблема в том, что дом сам преследует меня, словно призрак.
Я долго сидел в молчании, тупо глядя на Уилла Бэнкса. Он спокойно повернулся ко мне, его удлиненное худое лицо оставалось бесстрастным, а серые глаза блестели вполне рассудительным огоньком, когда он наугад фокусировал взгляд на разных предметах в моем кабинете. Однако незначительные, почти незаметные подергивания губ явно указывали на неврастенические изменения, скрывавшиеся за его спокойным внешним видом.
Тем не менее, думал я, у этого человека есть мужество. Жертвы галлюцинаций и навязчивых идей обычно совершенно расслаблены, и их шизоидные наклонности как правило проявляются бесконтрольно. Но у Уилла Бэнкса хватало смелости. Эта мысль пришла мне в голову прежде всего, но затем ее сменило любопытство, ведь он сказал: «Меня преследует дом».
Бэнкс произнес эти слова буднично и спокойно. Даже слишком спокойно. Если бы он впал в истерику или слезливый припадок, это означало бы, что он осознал свое положение жертвы навязчивой идеи и пытается бороться с ней. Но такое признание подразумевало безоговорочную веру в свое заблуждение. Дурной знак.
— Возможно, вам лучше рассказать мне все с самого начала, — предложил я, сам немного волнуясь. — Полагаю, за всем этим скрывается какая-то история?
На лице Бэнкса отразилось неподдельное волнение. Одна рука бессознательно поднялась, чтобы откинуть светлые прямые волосы со вспотевшего лба. Его губы дрогнули еще сильнее, когда он сказал:
— Да, доктор, такая история есть. Мне будет нелегко рассказывать ее, и вам будет трудно поверить во все. Но это правда. Боже мой! — воскликнул он. — неужели вы не понимаете? Вот почему это так ужасно. Это произошло в самом деле.
Я профессионально принял учтивый вид, проигнорировав его эмоции и предложив пациенту сигарету. Он принялся вертеть ее в нервных пальцах, не зажигая, и умоляюще посмотрел мне в глаза.
— Вы ведь не посмеетесь надо мной, доктор? В вашей работе… (он не мог заставить себя сказать «психиатрия») приходится выслушивать множество вещей, которые звучат своеобразно. Понимаете, о чем я, не так ли?
Я кивнул, предлагая ему прикурить.
Первая затяжка придала пациенту сил.
— И еще, доктор. У вашей братии есть какая-то медицинская клятва, верно? О нарушении конфиденциальности и тому подобном? Потому что есть определенные…
— Рассказывайте, мистер Бэнкс, — сказал я отрывисто. — Обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, но, чтобы достичь успеха, мне нужна ваша абсолютная искренность.
Бэнкс начал рассказ.
— Я уже сказал, что меня преследует дом. Что ж, это правда, как бы странно ни звучало. Но обстоятельства дела еще более странные. Для начала я попрошу вас поверить в колдовство. Поняли, доктор? Я хочу попросить вас поверить. Я не собираюсь спорить с вами, чтобы убедить в этом, хотя думаю, что можно. Просто прошу. Это само по себе должно убедить вас в моей искренности и здравомыслии. Если не ошибаюсь, верный признак психотической личности — это когда заблуждающийся выдвигает длинный, фантастический аргумент, чтобы убедить своего слушателя. Я прав?
Я кивнул. Это была правда.
— Что ж, я просто прошу вас поверить в колдовство на время моего рассказа. Так же, как верил я много лет назад, когда ездил в Эдинбург. Я изучал забытые науки, которые называют тёмными искусствами. Меня интересовало, как древние маги использовали математические символы в своих церемониях, я подозревал, что, возможно, они бессознательно использовали геометрические узоры, содержащие ключи к миру извне, даже к четвертому измерению, существование которого признается современными учеными.
Я провел годы в увлекательной погоне за древним культом поклонения дьяволу, путешествуя в Неаполь, Прагу, Будапешт, Кельн. Не буду говорить, во что я поверил, и не сделаю ничего, кроме намека на то, что в современном мире верования в демонов сохранились. Достаточно того, что через некоторое время я связался с обширным подпольем, контролирующим скрытые культы. Я изучал коды, сигналы, тайны. Меня приняли. Накапливался материал для будущей монографии.
Потом я отправился в Эдинбург — город, где когда-то все верили в колдовство. Кстати, о новоанглийских охотниках на ведьм!
Это ребячество по сравнению с шотландским городом, где когда-то жили и скрывались не двадцать или тридцать старых ведьм, а тридцать тысяч ведьм и колдунов. Только вдумайтесь: триста лет назад их было тридцать тысяч, они собирались в старых домах, крались по подземным туннелям, в которых были сокрыты черные тайны их кровавых культов. Макбет и Тэм О'Шантер намекают на это, но смутно.
Здесь, в старом Эдинбурге, я надеялся найти окончательное подтверждение своим теориям. Здесь, в истинном средоточии колдовства, я приступил к исследованиям. Мои связи с подпольем сослужили хорошую службу, и через некоторое время меня стали принимать в некоторых домах. Там я встречал людей, до сих пор живущих своей тайной жизнью под самой поверхностью тихого современного шотландского города. Некоторым из этих жилищ много сотен лет — они все еще используются — некоторые используются оттуда. Нет, не буду объяснять.
![День не в счет [День, которого нет]](/storage/book-covers/81/816215787e8e23d0865db0c523498eb2a32cee17.jpg)