Сентябрь 2004 года
Школьное здание бросало стылую тень на пустую спортплощадку. За ним ярко сияло солнце. Входя в тень, редкие прохожие кутались в одежды и ускоряли шаг, спеша к теплому солнечному свету. Там еще был день, но здесь, за школой, ледяной ветер разбудил уснувшие качели в углу площадки, и теперь они медленно покачивались взад-вперед, будто их заняли невидимые дети. Дети, скучавшие так же, как Вака. И все же холод был хуже скуки. Он покусывал щеки и щипал пальцы. Она уже замерзла вся, с головы до ног. Холод добавляли каменные ступеньки, на которых сидела Вака. А все потому, что она надела новую, слишком короткую куртку. Конечно, надо было послушать мать и купить другую, подлиннее, но та была темно-синяя, а эта, короткая, — красная.
Вака поправила школьный ранец на спине. Может, все-таки перейти на солнечную сторону? Там, по крайней мере, не придется мерзнуть, хотя ни от одиночества, ни от скуки — даже посмотреть не на что — это не спасет. Вот только тень от школы простиралась так далеко, что, выбравшись из сумрака, Вака могла снова пропустить папу… Нет, уж лучше потерпеть холод, чем так рисковать.
Мимо проскочила машина такого же цвета, как и та, на которой ездил ее отец, но Вака сразу увидела, что и модель другая, и человек за рулем не похож на отца — и настроение упало еще ниже. Может, он забыл о ней? Этот день был для нее первым днем в новой школе, и, возможно, отец посчитал, что она, как обычно, отправилась домой пешком?
Тоска по старому дому накатила в сотый, наверное, раз. Единственным плюсом на новом месте стала ее комната, более просторная и клевая, чем в старой квартире. Все остальное изменилось в худшую сторону, включая школу. Особенно дети. Здесь Вака не знала никого, а в старой школе — всех, и даже знала, как зовут домашних любимцев других девочек. Теперь в голове толкались и перемешивались десятки новых имен и лиц, а Вака еще даже не начала разбираться в них. Все это напоминало игру на запоминание, победить в которой у нее никогда не получалось, если только мама не поддавалась.
Вака шмыгнула носом. Сколько еще пройдет времени, прежде чем папа поймет, что должен приехать и забрать ее? Она посмотрела на главный корпус школы, но, вопреки надежде, никого не заметила — в темных окнах не было и намека на движение. Очередной порыв ветра ужалил щеки; Вака поежилась, встала и поднялась по ступенькам ко входу. В школе должен быть кто-то взрослый. Кто-то, кто разрешит ей воспользоваться телефоном. Но школа была закрыта, а толстая деревянная дверь приглушала звук. Опустив руку, Вака несколько секунд еще смотрела на нее, словно надеясь, что дверь откроется сама по себе. Но нет, чуда не случилось. Надо снова садиться. Может быть, теперь ступеньки не покажутся такими ледяными…
Мысли о холоде вылетели из головы, когда она повернулась. У подножия ступенек стояла девочка из ее нового класса. Странно, но Вака даже не слышала, как она подошла. Может, на цыпочках? Но зачем? Кусаться она вроде бы не собиралась, ведь они не были врагами. Но, хотя девочки не знали друг дружку, Вака запомнила ее хорошо. Да и как иначе? У девочки недоставало двух пальцев на руке: мизинца и безымянного. Она сидела впереди, одна, и казалась очень тихой. Поначалу Вака подумала, что она тоже новенькая, но учительница не представила ее, как представила Ваку, а значит, этот день не был для нее первым. Когда детям на уроках разрешали разговаривать между собой, девочка молчала, а на переменах сидела в сторонке и смотрела в пустоту, как теперь Вака. Лицо ее не изменилось даже тогда, когда двое мальчишек принялись декламировать детский стишок, который когда-то читала Ваке бабушка: «Пальчик, пальчик, пальчик-мизинчик, где ты, где?» Вака подумала, что это отвратительно, но никто из остальных детей и глазом не моргнул. Закончилось тем, что и она отвернулась и не стала вмешиваться. Новенькая, что с нее взять…
— Закрыто, — сказала девочка с застенчивой улыбкой, исчезнувшей так же быстро, как появилась. Возможно, никакой улыбки и не было, а была только игра света, но в любом случае у Ваки осталось впечатление о милом личике. — Они всегда закрывают школу после уроков.
— А… — протянула Вака, топчась на месте и не зная, что сказать. Подружиться или заговорить с незнакомцем — с этим у нее всегда возникали проблемы. Но вот теперь, впервые за целый день, кто-то попытался вытащить ее из раковины. — Я только хотела позвонить.
— Может, тебе лучше позвонить из магазина? — Девочка махнула в сторону улицы. Она носила варежки, одна из которых маскировала изуродованную руку.
Вака сглотнула и, стыдливо опустив глаза, ответила:
— У меня нет денег.
Предполагалось, что по пятницам карманные деньги ей должна давать мать, но она постоянно об этом забывала. Обычно это проходило незамеченным, но случалось и так — вот как теперь, — что отсутствие денег создавало проблему. Как и то, что папа забыл забрать ее после школы.
Когда нужно что-то запомнить, на взрослых нельзя положиться.
— Жаль. — Девочка как будто погрустнела. — У меня тоже. — Она открыла было рот, словно хотела сказать что-то еще, но передумала и промолчала. В отличие от Ваки, куртку которой купили с некоторым запасом, на вырост, девочка была в анораке, из которого давно выросла и который не могла даже застегнуть как следует, со слишком короткими рукавами. Она не надела ничего на голову, и ветер трепал ее спутанные волосы. На ногах, несмотря на сухую погоду, у нее были старые резиновые сапоги. На фоне всего этого выделялись варежки — новенькие, чистые, яркие.
