Королевский Амфитеатр Астли был в третий раз отстроен заново и открыт в 1804 году как «самое красивое место развлечения в Лондоне».
Его интерьер поражал самой большой сценой в Лондоне, обрамленной аркой высотой до балкона над тремя ярусами лож. Зал освещался огромной люстрой с пятьюдесятью патентованными лампами.
В то время были в моде грандиозные сценические представления, и в Амфитеатре постоянно ставили все новые и новые спектакли. Более поздняя «Битва при Ватерлоо» с участием двухсот лошадей соперничала с другим представлением на ту же тему, поставленном на открытом воздухе в Воксхолл-Гарденс.
Амфитеатр просуществовал до конца XIX века и был снесен духовными комиссарами в 1893 году.
Фасад «Бушеля» в Ньюмаркете можно увидеть и в наши дни, однако внутреннее убранство не сохранилось.
Дети продолжали умирать на улицах и в работных домах, и несмотря на усилия нескольких приходов — например, церкви Святого Иакова в Вестминстере, — несмотря на детские приюты и наличие ряда законов, принятых Парламентом, прошло почти пятьдесят лет, прежде чем наметилось заметное улучшение.
1803 год
Старший партнер адвокатской фирмы «Торогуд, Харроу и Чеснет» откашлялся, снял очки в золотой оправе и надел те, которыми он всегда пользовался для чтения.
Потом взглянул на двух молодых людей, сидящих напротив, и, выбрав подобающе траурный тон, объявил:
— А сейчас я зачитаю вам завещание вашего отца.
Мистер Торогуд положил перед собой на письменный стол солидный черный кожаный портфель, достал оттуда клочок бумаги и, снова откашлявшись, начал:
— Вы оба уже знаете о пожеланиях вашего отца по поводу ношения траура и о его требовании, чтобы никто не присутствовал на его похоронах.
Молодой человек, к которому обращался адвокат, беспокойно заерзал в кресле.
Он думал о том, что, когда этот старый зануда перестанет излагать уже известные им вещи, он скажет сидящей рядом сестре, что завещание такое маленькое лишь потому, что их отец экономил на бумаге.
Следующие слова мистера Торогуда подтвердили его догадку:
— Ваш отец не просил меня составить для него завещание, а написал его сам, и оно было засвидетельствовано двумя слугами. Это несколько необычно… однако совершенно законно.
Орлена взглянула на брата, зная, как его раздражает, когда люди долго подбираются к сути. Заметив его досаду, девушка все же понадеялась, что Терри позволит мистеру Торогуду завершить эту формальность, а не сбежит под каким-нибудь предлогом из комнаты.
Было очевидно, что Терри до глубины души возмущен безлюдными похоронами. На Орлену они тоже произвели весьма удручающее впечатление, хотя девушка сказала себе, что ничего другого она не ожидала.
Только ее отец стал бы настаивать на самом дешевом гробе и требовать, чтобы никто не провожал его в последний путь и не носил траур и чтобы не было заупокойной службы в церкви.
Гроб отнесли к могиле, викарий прочел молитву, несколько старых слуг опустили гроб в землю и ушли.
Орлена не сомневалась: ее отец настаивал, чтобы на похоронах никого не было, дабы никто не рассчитывал угоститься на поминках.
В равной мере девушка была убеждена, что, если бы они не подчинились его желаниям и известили нескольких живущих поблизости родственников о смерти отца, он бы тут же восстал из могилы и проклял своих детей!
Орлене тоже было трудно слушать мистера Торогуда.
С тех пор как умер отец, они с братом пытались придумать, как им жить и — что важнее всего — как сохранить Уэлдон-парк.
— Это мой дом, — горячо заявил Терри на днях. — Он больше двухсот лет принадлежит нашей семье. И будь я проклят, если я его брошу!
— Боюсь, другого выхода не будет, — тихо заметила Орлена. — Дом разрушается. Крыша не чинилась годами, и когда в картинной галерее обвалился потолок, я сказала об этом папе, а он ответил: «Пусть валится!»
— Картинная галерея! — язвительно протянул брат. — Те картины, что еще остались, давно испортились от сырости и выцвели от солнца или же просто вывалились из рам от небрежения.
— Я знаю! Знаю! — вскричала девушка. — Не мучай себя! Мы ничего не могли сделать, ты же сам понимаешь. И боюсь, что в будущем мы тоже мало что сможем.
— Как мы будем жить? — спросил Терри.
Орлена тогда не ответила.
Но этот вопрос преследовал ее и днем, и ночью, снова и снова возникая в ее уме все дни до похорон.
Она знала, как горько будет Терри как новому баронету продавать земли, которые принадлежали Уэлдонам со времен царствования королевы Елизаветы, но какой у них выбор?
Вряд ли они смогут прожить — голодая, как сейчас, — и питаясь той дичью, что можно подстрелить в поместье.
— Опять кролик! — только вчера воскликнул Терри, и Орлена виновато ответила:
— Мясник не даст нам кредита. Сейчас не лучшее время года для крольчатины, но ничего другого нет.
Терри сжал губы. Он прекрасно знал, что у них нет денег на еду.
Рано или поздно, но наступит такой день, когда он больше не сможет позволить себе стрелять ту дичь, что еще можно найти в невспаханных полях и кишащих разбойниками лесах.
Мистер Торогуд наклонил клочок бумаги к свету, пробивающемуся сквозь грязное окно библиотеки.
Орлена взглянула на окно и рваные занавески. Как искусно она их ни штопала, долго они не продержатся.
