Глава первая
В тихом Ниданго
Полностью его имя писалось так: Гаспар Мендоза дель Уно Пол иль де Соль Досет. Но кроме испанской в жилах майора текла еще и кровь северян, вот почему на деловых бумагах он всегда ставил более строгую подпись — П. Досет или Пол Досет, майор. Именно сдержанность привлекала к нему полковника Клайва, и в тяжелые мартовские дни, когда решалась судьба Тании, Клайв без колебаний поставил Досета во главе штурмовой группы, обязанной устранить Народного президента.
Но меняются времена, меняется и политика.
То, что вызывало восхищение в марте, в июне начало раздражать. Тания, лишенная какой бы то ни было внешней поддержки, Тания, намертво замкнувшая все свои границы, Тания, ощерившаяся сваями взорванных мостов, — эта новая Тания, руководимая ставкой полковника Клайва, нуждалась в лидерах с незапятнанной репутацией. На автомате Досета, оборвавшем жизнь Народного президента, продолжали клясться в верности лучшие представители частей морской пехоты, но… тот же автомат в глазах “остального мира” ассоциировался с топором палача.
— Майор! — приказал Досету полковник Клайв. — Поезжайте в Ниданго. В лесах Абу, окружающих этот порт, все еще скрываются недобитые либертозо. Оружия у них почти нет, они голодают и мрут от болезней, но выходить, из лесов не собираются. По крайней мере, генерал Нуньес не смог их выгнать оттуда даже напалмом. Найдите свой путь в Абу. Уничтожьте либертозо. Выявите им сочувствующих. Лишите всех, причастных к движению, гражданского статуса. Отдел национальной разведки, который я поручаю вам, имеет лишь один выход — на Ставку. Надеюсь, это стимулирует вашу инициативу. Успеха!
Досет ответил — да! Он не мог ответить иначе.
Всему свое время… Досет умел ждать.
И, как ни странно, в Ниданго ему понравилось. Подсознательно он давно искал такой уголок — тихий, у океана. Часами просиживал Досет над картой лесов Абу. Ему доставляло удовольствие, плеснув в стакан холодного скотча, представлять страдания либертозо. Деревянные повозки этих отступников, поставленные на большие колеса, застревали в жирной грязи лесов, цеплялись за твердые, как сталь, стволы риний. Морские пехотинцы генерала Нуньеса не давали либертозо и часу покоя. Артиллерийские налеты, воздушные десанты, бомбежки — от этого с ума можно было сойти. Но либертозо упорно продолжали свою бессмысленную, на взгляд майора, борьбу, отнимая оружие у зазевавшихся пехотинцев, питаясь жирно-матовыми плодами пачито. Невероятно вкусные после специальной обработки, эти плоды в сыром виде отвратительны…
Жена и сын Досета не торопились покидать метрополию, и майора это устраивало. Он верил в скорое возвращение в столицу, он знал — пройдет время, и люди забудут о его автомате. Люди склонны многое забывать. Забудут они и о судьбе президента. А там…
В сырых подвалах Отдела национальной разведки Досет вел тщательную подготовку специальных агентов, забрасываемых время от времени в леса Абу. Это были преимущественно крестьяне, туповатые, тяжелые на вид парни. Они плохо представляли ситуацию, сложившуюся в стране, и, как правило, быстро реагировали и на уговоры, и на деньги. Но, конечно, случалось — они сами, даже после “курсов Досета”, уходили к либертозо. Таких, если они имели несчастье вновь попасть в руки морских пехотинцев, немедленно и жестоко уничтожали.
В принципе Досет был доволен состоянием дел. Приказ “срочно заняться сумасшедшей из спецкамеры” уколол его лишь потому, что не он, а генерал Нуньес первым вышел на “сумасшедшую”. Хитрого генерала Досет не выносил. Неизвестно, какие заслуги спасли старого лиса в марте, но — шел июнь, а Нуньес здравствовал и даже не потерял поста, дарованного ему еще социалистами Народного президента!
Досье, полученное из канцелярии Нуньеса, удивило майора: вместо имени арестованной был нацарапан шифр — А2, регистрационные бланки зияли пустотами. Докладная, приложенная к досье, казалась верхом нелепости.
“12 июня, — писал в докладной дежурный по спецкамере Внутренней тюрьмы Ниданго, — в 22 часа 07 минут вызван врач в спецкамеру. Марта и Аугуста — подсадные — в невменяемом состоянии. Плачут, требуют священника, от помощи врача отказались. В кабинете капитана Орбано обе заявили, что в одной камере с ними оказалась “святая”. Лицо, шея, руки, волосы “святой” — А2 — якобы испускают ровный голубоватый свет, “истинное божественное сияние”! Капитан Орбано, врач, я — мы сказанное подсадными подтвердить не можем. Скорее всего, наши сотрудницы переутомлены: с мая месяца каждая из них выявила не менее полусотни инакомыслящих…”
Досет недоверчиво фыркнул и нажал кнопку звонка.
Лейтенант Чолло появился мгновенно. Волосы, аккуратно зализанные на висках и чуть курчавящиеся на макушке, влажно поблескивали. Так же поблескивали крупные, красивые глаза лейтенанта; весь он был свеж и собран.
— Что за чепуху мне подсунули? — спросил майор. — Кто эта святая?
— Анхела Аус! — не моргнув глазом, ответил лейтенант.
— Дочь банкира Ауса? — Досет резко поднял голову. — Что за вздор! Ее вилла и она сама находятся под охраной закона!