Путь на юг
Авторы: Михаил Ахманов
Жанр: Боевая фантастика
Циклы: Абсолютное оружие , По ту сторону неба [Ахманов] №1
Формат: Фрагмент
Всего в книге 105 страниц. Год издания книги - 2010.
Полковник российской армии Георгий Одинцов в результате фантастического эксперимента попадает По Ту Сторону Неба – на неизвестную планету, в другую реальность, в средневековый мир Айдена. Здесь, как некогда на Земле, сражаются армии могучих империй, плывут по морям корабли, осененные парусами, встают города с дворцами и храмами. Этот мир полон опасностей и тайн, в нем еще остались неведомые земли, неоткрытые острова, и он нравится Одинцову, искателю приключений и авантюристу. Нравится еще и потому, что на Айдене он снова молод, силен и любим. Однако это еще не все. Странные вещицы, имеющие совсем не средневековое происхождение, заставляют Одинцова искать разгадку главной тайны Айдена на далеком Южном материке. Правда, добраться туда пока еще не удавалось никому…
Читать онлайн Путь на юг
Глава 1
Баргузин
Зал для тренировок занимал все левое крыло корпуса. У северной его стены расположились стойки с оружием всех народов и времен: отсвечивали холодным серебром лезвия мечей, ятаганов и шпаг, сверкали острия копий и дротиков, грозили железными клювами боевые молоты, блестели наточенные алебарды и секиры. Имелась и кое-какая китайско-японская экзотика: ба, боевые вилы, ион-сетсу-кон, цеп из четырех звеньев, торинава, веревка с гирькой, оружие ниндзя и всякое-прочее в подобном роде. Лет пять назад, до своей контузии, Одинцов мог управиться и с этой иноземной техникой, но сейчас предпочитал то, что попроще, клинок да арбалет. Координация была уже не та – сказывались и ранения, и возраст.
В южной части пол зала приподнимался на ладонь, образуя помост для рукопашных схваток, над которым нависала смотровая галерея. Помост был собран из отшлифованных и плотно пригнанных дубовых досок и рассчитан на три пары бойцов – в Баргузине все делалось с размахом, благо средства американского партнера казались неиссякаемыми. Между помостом и стойками лежало особое граунд-покрытие, импортное и безумно дорогое – пластик не пластик, резина не резина, но что-то из той же оперы. Граунд имитировал неровную почву, чтобы отработка приемов с оружием велась в условиях, близких к естественным. Одинцов молчаливо признавал, что это вещь полезная, особенно в декабре, на широте Новосибирска. Сугробы за окнами зала были метровой вышины, так что с клинками и пиками в них не попрыгаешь. Хотя в программу подготовки выживание при минусовых температурах тоже входило.
Одинцов пошаркал о граунд подошвами кроссовок, поглядел с минуту на двух молодых лейтенантов, бившихся в спарринге, и пронзительно свистнул. Бойцы разошлись и опустили оружие.
– Это сабля, Манжула, – терпеливо объяснил он. – Сабля, а не топор. Можно, конечно, рубить сплеча и сверху вниз, но противник в это время кишки тебе выпустит. Печень проткнет или сердце… Слишком открываешься, Манжула! А ты, Ртищев, его жалеешь.
– Никак нет, товарищ полковник! Я…
– Ты!.. – Одинцов ткнул его в грудь растопыренной пятерней. – Ты упрямый ишак! Было сказано, что я полковник в отставке и обращаться ко мне следует по имени-отчеству. Или по должности: инструктор. Можно – господин инструктор. Товарищи у нас в прошлом остались.
Костя Ртищев, рыжий молодец под метр девяносто, опустил глаза и буркнул:
– Вы все равно полковник!
– Был бы я полковник, ты бы со мной не пререкался, парень, – вздохнув, промолвил Одинцов. – Ну-ка, отойди, лейтенант! А ты, Манжула, в позицию!
Подбросив саблю вверх, он поймал обтянутую кожей рукоять и, стараясь двигаться в быстром темпе, шагнул к ученику. Тот ринулся вперед, вскинув клинок богатырским замахом, но разрубил лишь воздух. Как дрова колет, олух! – подумал Одинцов, пропустил его мимо и шлепнул лезвием плашмя по копчику. Потом рявкнул:
– Падай! Ты мордой в земле, Манжула, и корчишься в муках – я тебе хребет разрезал. А теперь легкое проткнул и сердце!
Одинцов ударил лейтенанта под лопатку, и от резкого движения в боку закололо. Под его собственным сердцем торчал осколок мины, до которого врачи не добрались. Могли бы, конечно, попробовать вытащить, но шансы полковника при этом выжить оценивались один к пяти, так что нарываться на неприятности не стоило. Хоть схоронилась в нем эта железяка, но он еще не покойник и даже способен продемонстрировать пару-другую приемов.
– Повторите! Сначала ты, Манжула, потом Ртищев. И помните: всякий болван может прикончить врага! Штыком, клинком, ножом и пулей! Ваша задача – убить, не получив ни единой царапины. Там, куда вас отправят, раненый обречен. В бой!
Сабли зазвенели, и Одинцов отступил к стене, пытаясь успокоить дыхание. За ним, в широких окнах, небо уже наливалось сизым зимним сумраком, падал снег, и за его завесой темнело здание напротив, где размещался стартовый комплекс с криотронным бункером. Вполне возможно, Костя Ртищев туда попадет через несколько месяцев, а вот Манжула – вряд ли. Не ходок! Силы и здоровья как у носорога, но этого мало, в Проекте все испытатели здоровые и сильные, но кто-то удержится в Зазеркалье целую минуту, а кто-то не вытянет и «черновской дюжины». Капитан Чернов был самым первым и пробыл Там ровно тринадцать секунд. Одинцову с ним познакомиться не довелось; еще до того, как он появился в Баргузине, капитана схоронили на маленьком кладбище за стартовым комплексом.
Одинцов смотрел, как Ртищев и Манжула повторяют прием. Десять раз, двадцать, тридцать… Ртищев да еще, пожалуй, Вася Шостак из третьей группы были его любимыми учениками, хотя в подобных выражениях он никогда о них не думал, и слово «любимый» как-то само собой заменялось на «перспективный». Чего Одинцов был лишен, так это сентиментальности. Четверть века в десанте, спецназе ГРУ и Управлении внешней разведки сентиментальность вышибли начисто, вместе с другими иллюзиями – такими, к примеру, как обеспеченная старость или радости семейной жизни. Дважды он был женат, но не дождался ни счастья, ни наследников, как, впрочем, и достойной пенсии. Если бы не Шахов… Полковник нахмурился, но додумал мысль до конца: если бы не Шахов, пришлось бы сейчас соображать, сколько на хлеб, а сколько на лекарства. От дум таких с катушек съедешь… Многие и съехали, прямо в Полночь, что Одинцову казалось трусостью. Он был человеком отчаянным, но не способным на самоубийство, считавшим его позорным прогрышем.
