Пусть всегда светит солнце
Авторы: Ким Федорович Панферов
Жанры: Советская классическая проза, О войне
Цикл: Библиотека солдата и матроса
Формат: Полный
Всего в книге 42 страницы. Год издания книги - 1966.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса. Член КПСС с 1954 года. В книге «Пусть всегда светит солнце» собраны рассказы разных лет и разных тем. Но о чем бы ни шла в них речь — о морских ли учениях («Гордая любовь моя»), о пограничниках ли («В горах»), о трудовых ли подвигах уволенных в запас воинов («Здравствуй, друг!»), о любви ли целинников («Илька»), — всем им присуща одна черта — хорошее знание автором жизни. Три рассказа — «Задание государственной важности», «Кантата о Ленине» и «Петушиное восстание» — посвящены революционной героике.
Читать онлайн Пусть всегда светит солнце
Комсомольский значок
Мой друг, командир звена морских истребителей Геннадий Соколов, сидит на высоком, отшлифованном водой камне и курит, жадно и глубоко затягиваясь. Огонек папиросы выхватывает из темноты маленький, пуговкой, нос, задорный хохолок на голове, большие карие глаза с этакими прыгающими смешливыми чертиками, по-детски пухлые губы. Все это придает его лицу лукавое, еще совсем мальчишечье выражение.
Но я знал, что его глаза умели смотреть по-мужски серьезно и пытливо, а голос быть уверенным и твердым, привыкшим к командам.
С Геннадием Соколовым я познакомился лет пять назад. До сих нор помню тот солнечный ласковый день, когда мы, выпускники школы военных авиамехаников, прибыли на аэродром, где базировался морской авиационный полк.
Еще в поезде, поглядывая на свои новенькие нашивки старшего сержанта, я мечтал попасть к боевому, заслуженному летчику. Ну уж если не к Герою Советского Союза, то хотя бы к такому, у которого, как говорится, вся грудь в орденах.
И каково же было мое разочарование, когда меня представили моему летчику. Передо мной стоял молодой паренек, примерно моего возраста, с одинокой звездочкой младшего лейтенанта на погонах.
Вечером ко мне подошел Сашка Корабельников.
— Ну как, — весело спросил он, усаживаясь рядом на мягкую зелень травы, — к кому попал?
Я молча махнул рукой и стал грустно разглядывать море, плескавшееся метрах в двухстах от границы нашего аэродрома.
— А у меня боевой, — похвастал Сашка, — орден Ленина имеет, четыре — Красного Знамени, а медалей и не сосчитать!
Но вскоре я забыл про свои огорчения. Полк жил четкой, размеренной, напряженной жизнью. Летчики осваивали новую технику. Хватало работы и нам — техническому составу: мы держали самолеты в полной боевой готовности. На первых порах мне приходилось трудновато: не хватало практических навыков. Помогал Геннадий. Он прекрасно знал самолет и мог самостоятельно справиться с любым ремонтом.
Потом, когда мы стали друзьями, я спросил Геннадия, уж не кончал ли он специальной технической школы. Улыбнувшись, он ответил:
— Нет, просто я считаю, что летчик обязан знать технику не хуже механика. Это мне помогает и в управлении самолетом.
Я видел, с какой настойчивостью он тренируется в фигурах высшего пилотажа, с жадностью расспрашивает опытных летчиков. У командования он был на хорошем счету, а по меткости стрельбы ему уступали многие в полку. Он уже ходил ведущим, и даже ветераны войны с трудом уходили от его цепкой хватки в учебном бою.
Помню, как я торжествовал, когда Соколов «победил» Сизова — летчика Сашки Корабельникова.
— Вот тебе и боевой, — подтрунивал я над ним, — вот тебе и вся грудь в орденах!
Но каково же было мое удивление, когда я увидел, как на другой день Геннадий с вниманием слушал «побежденного» им Сизова. Когда я сказал об этом, Соколов ухмыльнулся:
— Ты что же думаешь, если я «победил» Сизова в одном «бою», так, значит, я лучше его? Нет, брат, за спиной у него огромнейший опыт войны. Мне далеко до него.
Бежали месяцы, годы. Соколов стал уже старшим лейтенантом, командиром звена, одним из лучших летчиков полка. Но он не переменился: все так же настойчиво, с жадностью впитывал все новое.
…Геннадий бросил недокуренную папиросу, проследил, как ее огонек, сверкнув в темноте, исчез в набежавшей волне, и засмеялся. Я тоже рад за своего друга. Часа два назад он со своим звеном вылетел на перехват самолета, нарушившего советскую границу. Соколов применил все мастерство, которое он приобрел за годы службы в полку. Моряки, пристроившись к нарушителю, сковали маневры летчика, навязали ему с вору действия. Но экипаж бомбардировщика упорно огрызался огнем. Тогда Соколов приказал подавить огневые точки врага. И летчик был вынужден приземлиться на нашем аэродроме.
Сейчас Соколов заново переживал свой первый не учебный, а настоящий бой, когда дело шло о жизни и смерти. Я не мешаю ему расспросами, хотя мне безумно хочется узнать все мельчайшие подробности. Пусть подумает, а потом сам все расскажет.
Геннадий достал что-то из кармана и протянул мне. Я зажег фонарик и увидел комсомольский значок, влекшийся в камень.
— Память о днях, проведенных в комсомоле, — сказал Соколов, — и о моих заводских товарищах.
И вопреки моему ожиданию он заговорил не о бое, а о Новороссийске, о цементном заводе, где он работал до призыва на флот.
…Где-то далеко в море тонул закат, и вагон четко вырисовывался на еще светлом небе. Это был самый обыкновенный четырехосный товарный вагон. Но стоял он на цементном постаменте, окруженный низкой решетчатой изгородью, на крутой каменной насыпи, нависшей над морем. Деревянной обшивки на нем не было, а металлические стойки сплошь просвечивали пулевыми отверстиями и напоминали пчелиные соты.
