Кабинет полковника находился на сорок девятом этаже, куда не доходили ни городской шум, ни запах асфальта, ни гарь из выхлопных труб. Словно в раю, честное слово.
Лифт остановился, с мягким шорохом раздвинулась дверь, и я неслышно прошел по толстому пушистому ковру в приемную, отделанную темным дубом. Навстречу мне поднялась девушка.
— Полковник ждет вас, господин Купер, — сказала она. Я улыбнулся ей и постучал в массивную, величественную дверь с серебряной дощечкой, на которой было выгравировано: «Полковник Джордж В. Спленнервиль, президент и главный редактор». Тотчас из-за двери донеслось:
— Да, Мартин, входи!
— Добрый день, полковник, — приветствовал я его, проходя в кабинет.
Он сидел за своим монументальным столом.
— Да входи же, черт побери! — Он сделал нетерпеливый жест. — Сколько раз тебе говорить? — Затем обратился к девушке, сидевшей перед ним с блокнотом и ручкой: — Закончим на этом, Рози, и запомните — меня ни для кого нет.
Рози поднялась и поспешно покинула кабинет, бросив на меня растерянный взгляд Я жестом дал ей понять, что мне все ясно. Ясно, что в это утро что-то очень беспокоит полковника. Что-то очень и очень заботит его.
Я думал сесть, как обычно, в одно из больших кожаных кресел напротив письменного стола, но Спленнервиль возразил:
— Нет, Мартин, иди сюда! — Он указал на стул возле себя.
Несколько смутившись, я повиновался.
— Что-нибудь не ладится, полковник? — спросил я. Он посмотрел на меня своими голубыми, холодными глазами.
— А что?
Я покачал головой:
— Да нет, ничего. Я просто так.
— Дело в том, — проворчал он, доставая из бокового ящика небольшую картонную коробку и ставя ее на стол, — что вы, журналисты, всегда почему-то думаете, будто все у всех не ладится.
Он машинально провел рукой по седым волосам, длинным и аккуратно зачесанным.
— Чем ты занят сейчас? — поинтересовался он. Теперь его голос звучал спокойно и вежливо. Нет, чем-то он был весьма озабочен. Чем-то особенным.
— Думаю закончить статью о безработице, полковник.
Он нахмурился.
— Ах, да, помню. Ладно, Мартин, оставь пока эту статью.
Я не выдержал и вскочил.
— Как? — воскликнул я. — Оставить работу? Но я уже целый месяц собираю материал и…
— Знаю.
— К тому же вы сами поручили мне заняться этой проблемой…
— Да, да.
— У меня очень большой и интересный материал. Я взял интервью у мэра, у губернатора…
— Хватит, Мартин! — прервал он меня, хлопая ладонью по столу. — Кто руководит газетой? Ты или я?
— Причем здесь это?
— Ответы кто главный редактор? Ты или я?
— Вы, — неохотно признался я, — но…
— Никаких «но»! Я — и точка! — он повелительно указал на стул возле себя — Сядь и успокойся!
Я сел и хотел было снова высказать свое недовольство, но тут он положил руку мне на плечо:
— Нет, дорогой мой, нет! — проговорил он, и голос его удивил меня какой-то проникновенностью и печалью. — На этот раз ты действительно очень нужен мне. И, наверное, не только как журналист. Я всю ночь думал об этом. — Он замолчал и посмотрел на коробку, лежавшую на столе. Пауза длилась долго, должно быть, с минуту. — Мартин, — продолжал полковник, не глядя на меня, — ты слышал о профессоре Луисе Гростере, директоре Музея естествознания?
— Это тот, который умер четыре дня назад?
— Тот самый.
— Я слышал о нем. Это был настоящий ученый. Ах, он был вашим другом, полковник, не так ли?
Он кивнул.
— Мы с Луисом были большими друзьями, хотя и виделись весьма редко. У нас очень разные характеры, это верно, но мы были по-настоящему близки. Он был последним из друзей, какие еще остались у меня, Мартин, — вздохнул Спленнервиль.
Я сказал:
— Мы все ваши друзья, тут, в редакции.
Он горько улыбнулся:
— Понятно. Но с Луисом, видишь ли, все иначе. Мы вместе учились, вместе воевали, вместе переносили холод и голод… Короче, — тут полковник опять перешел на энергичный, деловой тон, — этот старый сумасброд оставил мне кое-что в наследство. Я хочу сказать — вот эту картонную коробку. Ее привез мне домой посыльный из музея, вчера вечером. И испортил мне всю ночь, — мрачно закончил он.
— Вероятно, полковник, она полна банкнот, — глупо сострил я.
Спленнервиль взглянул на меня без улыбки.
— У Луиса не было ни гроша, — отрезал он и открыл коробку.
Привстав со стула, я заглянул в нее. Потом набрался смелости и, не скрывая своего удивления, спросил:
— И это все?
Полковник раздраженно кивнул:
— Все.
Он извлек из коробки перо, какую-то щепку, два конверта и положил их на черное, блестящее стекло своего письменного стола.
Он долго и задумчиво смотрел на все это. Мне стало тоскливо. Зачем, спрашивал я себя, зачем, черт возьми, редактор вызвал меня?
Вдруг из динамика прозвучал голос Рози:
— Полковник, вас вызывает Вашингтон…
Спленнервиль не сразу услышал ее слова, продолжая внимательно смотреть на лежащие перед ним предметы. Когда же Рози повторила: «Полковник, вас вызывает Вашингтон…», он резко повернул голову и, покраснев, заорал:
— Я же сказал — меня ни для кого нет!
— Но, господин Спленнервиль, это министр труда, — сообщила Рози после небольшой паузы.
Спленнервиль хлопнул рукой по столу:
— К черту министра труда! — прогремел он. — Меня нет, ясно? Нет меня! — Он раздраженно опустил рычажок аппарата и замер, стиснув зубы. — К черту! — повторил он и, не остыв еще от гнева, повернулся ко мне: — Так вот, Мартин, о чем ты мне говорил?