«Повелел нам Старейшина Фродди Непоседа записать для потомков сей труд. Со смешанным чувством мы взялись за это дело… Воитель, прозываемый в нашем народе Бором Законником, а среди благородных эльфов Серебряным, совершил немалое число доблестных подвигов. В своём священном исступлении, людьми называемом «сверр», сей муж уподоблялся неуязвимому зверю… и в неистовстве кидался на врагов, вдохновлённый своими богами. Был он человеком не из покладистых, весьма крепкий телом и сильный. Свой тяжёлый нрав <дальше затёрлось>… Владел и мечом, и луком. И охотником он был отменным. К его совету прислушивались… и немало гибберлингов ходило к нему за тем… никому не отказывал, такой был муж… И мы расскажем лишь несколько историй о нём».
Из «Прядей о Боре Законнике».
До чего бывает порой пронзительным ветер! Вот уж у кого неистовый нрав, так это у него. Впору его прозывать «сверром», а не меня…
Тоскливый сегодня денёк. Ох, и тоскливый… В последнее время всё видится в тёмных красках. А ещё это странное ощущение какой-то… обречённости… неотвратимости… неизбежности…
Я долго-долго всматривался в джунский кристалл, переливающийся янтарными сполохами.
Вот один из тех «шажков», о которых рассказывал Бернар. Сделаю его, и судьба вновь перевернётся…
Она, конечно, итак претерпела немало изменений. Видно, кто-то из богов решил сыграть по-иному… А, может, это всё результат того самого закона воздаяния, о котором когда-то рассказывал Альфред ди Делис? Что ни говори, а все наши действия, и уж тем более бездействия, становятся снежным комом, со временем превращающегося в стремительную лавину. И нет сил ни выскочить из неё, ни отвернуть…
Я окинул взглядом берег… До чего унылый пейзаж! Сиверия мне сейчас стала казаться неприветливой. Особенно в свете прошлых событий…
Хотя, причём тут Сиверия? Мы сами во всём виноваты!..
Вдали от берега виднелся чёрный силуэт корабля, на котором недавно прибыл Жуга Исаев. И только я это вспомнил, как сердце снова защемило…
Рапорт получился путанным, но Исаев, кажется, всё понял. Он внимательно слушал и про Молотовых, и про «Валир», и про то, что Фрол, присланный сюда, уж больно загорелся золотом из Пирамиды. Ещё заинтересовался личностью первосвященника. А как услышал, что я его убил, недовольно забурчал.
— Эх, опять… Он хоть успел что-то рассказать?
Я отрицательно мотнул головой. Кстати, многое из своего повествования пришлось опустить, припрятать.
— Молотовы… Молотовы… — бубнил себе под нос Жуга. — Ты знаешь, я беседовал с Касьяном. Он, между прочим, не последовал твоему совету и не остановился у Заи. Побежал до сестёр… А они-то, тут я уверен, тоже причастны и к его похищению, и к прочим делишкам этой семейки. Касьян, наивная душа, до сих пор в толк не возьмёт, кто его «продал».
Мои губы тронула лёгкая улыбка.
— Потому сам (что очень удивительно) обратился к нам в Приказ. Рассказал, что его похитили… Н-да, вот такая история… Некому доверять, — как-то грустно сказал Жуга. — Ну, с Молотовыми у нас будет отдельный разговор… Хотя… хотя…
Жуга крепко задумался. Я аж заскучал, когда он вдруг спросил:
— Говоришь, инициалы «БВ»? А что ещё было в бумагах Крюкова?
— Какие-то рекомендации, что да как делать. К кому обращаться…
— И к кому?
— Да я толком не читал. Отдал Фролу, чтобы он ознакомился и доложил.
— Н-да, дела… Когда мне сказали, что Фрол не вернулся, — пояснял Жуга, — я сразу же направился сюда… сам. Но… Нихаз всех дери!
Я усмехнулся и хотел встать.
— Постой, ты куда?
— Что ещё?
— У меня к тебе дело.
— Дело? Опять? У меня свои… дела.
— Какие такие дела?
— Еду в Новоград. Тайно…
— Что? Ты с дуба рухнул? — Жуга напрягся.
— Я же сказал — тайно…
— Тайно, не тайно — в столице тебе делать нечего. На кон поставлено столько, что рисковать твоей головой я себе не могу позволить! Схватят…
— Пусть попробуют! Я им быстро…
— Бор, это не шутки! — глаза Жуги стали пронзительными. — Ты разве не знаешь, что три года…
— Да знаю, — отмахнулся я. — Но и вы поймите: у меня там жена… Войдите в положение.
Исаев тяжело вздохнул.
— Я-то понимаю… Уж поверь мне.
— Ну, тогда помогите. Три дня… Ладно, хотя бы денёк.
— Дело в том, — начал Жуга (он мялся, я видел, что ему не очень хочется об этом говорить), — что именно Избор не желает видеть тебя в Новограде. Он зол, как сто астральных демонов… Я много раз пытался его уговорить смягчиться. Сетовал на всякие обстоятельства, но те бумаги… Ох, Бор, Бор! Не уничтожь ты их…
— Если помните, то за мной гнались. Попади те списки в другие руки…
— Да я всё понимаю, а вот Избор — нет. Да ещё та стычка в башне. Честно скажу, что Иверский очень испугался, что ты подосланный убийца.
— Испугался?
— Да, у него на этот случай есть один «бздык». Да, кстати, кто-то шепнул ему, что ты отпустил в Орешке Ивана Иверского.
— Кто шепнул? — побледнел я. Ведь об этом никто не знал.
— Мне это не ведомо.
— Но Иван же его родственник… Кузен, что ли?
— Троюродный племянник, — улыбнулся Жуга. — Да хрен с ним, с этим Иваном. Главное — бумаги… списки… Гудимир Бельский тот ещё молодец! Попади его записи нам, мы бы столько раскрыли!
