Когда кофе должно было вот-вот закипеть, волнуя мое обоняние волшебным ароматом, который судя по пачке, был собран и расфасован в Колумбии, зазвонил, как всегда не кстати и как всегда не вовремя, телефон.
Настырные длительные звонки, никогда их не любил. Я все-таки дождался, когда черная масса заворочается в турке и скроется под пенкой, после чего выключил горелку и не торопясь, отправился в комнату. Сам я звоню редко, чаще звонят те, кому я нужен, а раз нужен, то они могут и немного подождать.
Я поднял трубку и строго произнес:
— Смольный слушает!
В трубке тяжело и вопросительно задышали. Наконец чей-то голос неуверенно сказал:
— Мне нужен проводник.
— Или полупроводник. — Игривое настроение пропало.
— Простите, — просипела трубка, — ваш номер телефона…
— Вы попали правильно, — перебил я, — и что же вы хотите?
— Ну… — в трубке неуверенно пыхтел маленький паровозик. — Мне сказали, что вы можете провести… — неразборчивое пыхтение.
— Кто сказал?
— Володя Буртик.
— Володя? — Прошло два года после его смерти. — Когда он вам сказал?
— Два года назад, — последовал быстрый ответ, видимо, собеседник боялся, что я могу повесить трубку. И не зря боялся. — Я знаю, что вы вместе работали.
— Вы знаете, сколько я беру?
— Да, я знаю таксу.
— Таксу, — я усмехнулся. Твердого тарифа у меня никогда не было. С разных людей я и брал по-разному. Мог и не взять ничего, но на что-то ведь надо жить. Володя Буртик как-то сказал, что люди, изобретя деньги, вступили не на ту дорогу, теперь будет важна не сама вещь, а её цена.
— Мы встретимся?
— Встретимся, — сухо ответил я. — На проспекте Фрунзе есть приличное кафе — «Ямайка».
— Я не знаю, где это, — в трубке вздохнули.
— Троллейбусом номер четыре до остановки «Университет», кафе смотрите с противоположной стороны, его легко можно заметить.
— Спасибо, теперь понял.
— В шесть вечера я свободен.
— Спасибо, мне подойдет. Надеюсь, что за два года вы не изменились?
— Надеюсь, что нет, — уловил в голосе собеседника скрытый сарказм.
— До свидания, — трубку повесили.
— А я не знаю, кто ты такой, — я раздраженно бросил трубку. Итак, появилась работа, но ожидаемой радости она не принесла. Все из-за Володи Буртика. Было время… Мы работали вместе около шести сумасшедших лет каскадерами в одной частной лавочке, которые как грибы выросли после развала крупных союзовских киностудий, на их же обломках. В стране беспредел, а маленьких киностудиях самый пик работы по выпечке хлебцов: триллеры, боевики, детективы и эротика, за которой скрывается кое-что и похлеще.
После его смерти, вернее, после нелепой гибели я уволился. Что это было — помешательство? Скорее всего. Характер у Володи был мрачноватый под стать его любимому времени — средневековью. В квартире на его книжных полках только и стояли книги да учебники по средним векам, рыцарские романы, на подоконниках — искусно выполненные из картона макеты крепостей и замковых башен. Одним словом, хобби. Больше всего мне нравился любовно отполированный до блеска и висящий на стене, как ружье, готовое к выстрелу, меч. Настоящий тевтонский двуручный меч. По длинной витой рукояти скользила надпись его бывшего хозяина, какого-то барона, какого-то фон Дитриха Бремена, прах которого давно перемешался с донными отложениями на Ладожском озере. Меч нашли археологи-любители, а Володя его купил по случаю в Северной Пальмире и за очень большие деньги. В то время он еще работал на «Лентелефильме». Два года назад мы участвовали в картине «Рыцари Круглого стола». Любят у нас оглядываться на Запад, нет, чтобы снять какой-нибудь исторический триллер «Богатыри Владимира» или «Сага о Евпатии Коловрате». Не так модно и не так круто, как про короля Артура и его сподвижников.
Тот эпизод снимался за городом, недалеко от недостроенной обкомовской больницы, которую теперь срочно переделывали в спортивный супермодный комплекс для новых русских. На зеленой лужайке техники готовили батальную сцену, а мы прятались за высоким трейлером, груженным киносъёмочной техникой. Володя в блестящих доспехах сэра Персиваля восседал на своей «Яве». Посреди высокого рогатого руля вытянулось похожее на рог единорога короткое копьё. Было слышно, как в стороне фыркают кони и громко спорят, матюгаясь, режиссер с продюсером. По замыслу режиссера и сценариста мы должны были на полном скаку скрестить сначала копья, потом позвенеть мечами. Я был безымянным черным рыцарем, за спиной которого стояли страшные темные орды из Хаоса.
— Нет, в те времена люди жили чище и покруче, — сказал Буртик, разглаживая на шлеме бумажные цветные перья.
— Конечно, — пропыхтел я, делая приседания, разминая свои жестяные черные доспехи. — Хорошо бы обойтись первым дублем.
— Я говорю чище, это значит духовно чище. Для многих действительно существовал кодекс рыцаря.
— Ты помнишь, что надо метить в грифона на моем щите?
— Не промахнусь, — ухмыльнулся Володя. — А если режиссер попросит и продюсер заплатит, направить копье в голову?
— Не попросит, — я поежился.
— Люди честнее, благороднее были, полностью открытые в своих поступках и своему выбору, — развивал тему Буртик.
