В саду под тенью яблони сидел старик. На вид ему было лет под восемьдесят. Его длинные седые волосы, спадая на плечи, четко просматривались в тени дерева. Одет он был в темную клетчатую рубашку и темные полотняные брюки. Чуть ссутулившись, он сидел на скамейке за столом, врытым в землю, на котором была горка яблок, что он перебирал. Мятые, откладывал в сторону, а чистые, без вмятин складывал в корзину, стоящую на земле, справа от него.
Солнце еще не поднялось в зенит, но воздух уже с утра прогрелся, и день обещал быть жарким. Тень яблони уберегала его от палящих лучей. Листва висела неподвижно от безветрия. Стоял зной.
Если бы кто стоял рядом с ним, то мог услышать странный разговор. Старик разговаривал, и было не понятно, то ли сам с собой, то ли с невидимым собеседником. Говорил он тихо, размеренно.
— Устал я. Что мне здесь делать? Общение с людьми уходит. Они другие и я другой. Может быть, я им и нужен, но мне уже стало скучно, от однообразия, хотя радоваться жизни не перестал. Хочу просто жить. Сила, дарованная мне, уже не приносит радости от результата. Устал я раздвигать горизонты прошлого и будущего, где вижу так много. Я же не сотру свою память. Давно несу по жизни видения чужих жизней.
Замолчал, как будто слушал ответ, а затем продолжил:
— Можно еще раз попробовать, вдруг согласиться, хотя вряд ли. Но сделать еще одну попытку можно. Приедет, посмотрю, поговорю. Приедет, приедет, — покачал он головой в знак утверждения, — а что еще остается делать.
Снова молчание.
— Времена меняются, быстрее, чем иногда видишь. Меняются взгляды, манеры, сам образ жизни. Не вписываюсь я в него, да и не хочу. Доброта еще приветствуется, но не в почете, — он ухмыльнулся, — скоро будет сродни сумашествию. Люди не стали хуже, сменилась эпоха, и они меняют взгляды на жизнь, на ее ценности.
Пауза.
— Я думаю, надо смещать внимание туда, где потребность в знаниях больше, где люди живут, отвыкнув от спокойствия, все время торопясь. Они разучились созерцать. Да и как они это могут сделать в вечном движении, а здесь все затухает. Надо помочь увидеть себя, а это надо делать в крупных городах.
Молчание, которое он не прерывал, затянулось.
— Может быть выбор верный, не мне судить, но надо бы поговорить, чтобы оценить и создать ситуацию, когда он будет перед выбором, чтобы свернул на круг цепочки событий, пройдя который, вернется к началу точки отсчета, но в ином состоянии. Пока идет по кругу, ситуации надо менять, постоянно ставя перед выбором, только тогда его позиция будет крепкой в своих убеждениях. А если вдруг сойдет с круга, то оставить его в покое и прорабатывать другие варианты. Мы люди, и порой наши поступки не предсказуемы, а вмешиваться, принуждать, только испортить будущее человека. Надо давать ему свободу выбора. Подсказать можно, принуждать, нет.
Молчание.
— Все должно быть добровольно. Свобода выбора, одно из немногих, что еще пытается добиться человек.
Молчание.
— Я думаю, что определюсь, как дальше жить. Если он будет достоин и согласится, то ее надо освободить от той ноши, что она несет по жизни, не зная сама. Тем, кто будет на его пути, надо будет подсказывать, чтобы не мешали. Но выбирать ему, но и им тоже, насколько поймут и примут доводы. Все добровольно. Преемника надо выбирать осторожно, взвешенно и пусть даже из поколения, которого еще нет. А что откладывать? Сегодня и начнем, а выбор предоставим. Раз в народе зовут меня Колдун, то пусть так и будет, оправдаю мнение людей, и пока моя сила при мне надо ее использовать. Пусть все мои последующие действия будут моей прощальной улыбкой Колдуна моему прошлому, которое не вернуть.
Он снова замолчал и продолжал перебирать яблоки. Его руки сортировали как бы сами собой, но мыслями он был в другом месте.
— Говоря театральным языком, сценарий написан, действующие лица понятны, актеры подобраны, остается сыграть пьесу, — сказал он сам себе, и поднялся. На его лице была грустная улыбка, в глазах затаилось время и знания, которые он хранил в себе. Он знал о жизни больше, чем многие поколения вместе взятые.
* * *
Старик пошел в дом, который встретил его тишиной. Он подошел к дивану, сел и закрыл глаза, и словно погрузился в глубокий сон. Перед ним стали прокручиваться кадры, которые он видел как в кино, и в котором он был и сценаристом, и режиссером. Но актеры не знали еще о своих ролях, и что будут играть по сценарию, который не читали, да и не прочитают.
Молодая женщина, лет тридцати с блеском в глазах, рассказывала другой, более взрослой, на которую была похожа:
— Мне сделал предложение Евгений.
— Это хорошо. Ты уже не маленькая и время выходить замуж.
— Не маленькая, — вздохнула молодая, — но вот нет полета к нему.
— А не надо никуда лететь, надо жить. Рожать детей, наслаждаться дарованной тебе жизнью, радоваться простому семейному очагу. Что тебе надо?
— Не знаю.
— Любви ждешь? Есть в мире любовь, но не до всех она доходит, а некоторые ее и не видят. Постоит она рядом и, вздохнув, уходит.
— Ну, ты наговоришь. Хочется, конечно, любви.
— Он тебе нравиться?
— В общем, да. С ним спокойно.
— Тогда не забивай себе голову глупостями.
![Филофиоли [семь рассказов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
