Высокий светловолосый мужчина чуть не задушил Анаид в своих крепких руках. Девушка не понимала, от чего у нее захватило дух — от недостатка воздуха или от наплыва чувств.
Анаид пятнадцать лет мечтала об этих объятиях — объятиях отца.
Ее отца звали Гуннар, и она видела его впервые в жизни.
Анаид чуть не замурлыкала от удовольствия, будто котенок. Зажмурившись, девушка прижалась к груди отца, замерла, наслаждаясь своими ощущениями и прислушиваясь к ударам сердца, такого же незнакомого, как и исходивший от Гуннара запах селитры и его исландский акцент.
Тук, тук, тук… Сердце Гуннара билось словно гигантский будильник, и Анаид подумала, что иметь отца так же здорово, как по утрам находить у постели мягкие тапочки или прятаться под широким зонтом от проливного дождя.
Внезапно ей стало стыдно думать об отце, как о тапочках, но девушка не успела найти более поэтического сравнения вроде теплого летнего бриза или луча весеннего солнца, потому что прямо над ее ухом раздался голос Селены.
— Анаид!
В голосе матери звучал неприкрытый упрек, словно она занималась чем-то неподобающим. Подобным тоном Селена одергивала маленькую Анаид, когда та вытирала нос рукой или, выбегая на улицу, не закрывала за собой дверь.
Анаид сделала вид, будто не слышит, но Гуннар поднял глаза, разомкнул крепкие объятия и радостно воскликнул:
— Селена!
Когда сильные руки отца выпустили Анаид, девушка неожиданно почувствовала себя брошенной, и ей ужасно захотелось прижаться к нему снова.
У Селены явно не возникло такого желания.
— Ни с места! — крикнула она Гуннару, выставив перед собой атам.[2]
— Здравствуй, Селена! — прошептал Гуннар с той же нежностью, с какой только что обнимал Анаид.
Всем своим видом он пытался выразить радость от их встречи, но на Селену это не подействовало.
— Что тебе нужно?
Ее родители не походили на счастливую пару. Казалось, Гуннар и Селена даже незнакомы. Однако они так прекрасно смотрелись вместе, что Анаид горько пожалела об их непростых отношениях. А ведь когда-то Селена влюбилась, в Гуннара с первого взгляда! Когда-то… А точнее, пятнадцать лет назад. С тех пор утекло немало воды…
— Я думал, вы обе погибли!
— Теперь, когда ты убедился, что мы живы, можешь убираться на все четыре стороны!
Вид у Селены был весьма недовольный, и говорила она крайне сердито.
— Я думал, что вас сожрала та медведица, — решил уточнить Гуннар.
— По сравнению с тобой, та медведица казалась доброй феей, особенно по отношению к твоей дочери, — раздраженно заявила Селена.
Анаид вздрогнула, как от удара. Что это значит?! Селена намекает, что Гуннар ее не любит?!
К счастью, Гуннар не стал отвечать упреком на упрек.
— Анаид стала совсем такой, какой я себе ее представлял в мечтах! — пробормотал он.
— Каких еще мечтах?! Ты же сын одиоры! А одиоры и их отродье не мечтают! — язвительно заметила Селена.
— Ну, хватит уже, мама! — вмешалась Анаид.
Ей не нравилось враждебное поведение матери, но больше всего девушку возмущало то, что Селена не допускала и мысли, что отец о ней мечтал.
«Неужели она ревнует?!»
— Ты многого не знаешь, Селена. И даже не представляешь, что я пережил за это время — за все эти часы, месяцы, дни и годы, проведенные мною в воспоминаниях о тебе и Анаид.
От этих слов у Анаид потеплело внутри.
— Поэтому ты и убил медведицу? — не выдержав, спросила она. — Чтобы отомстить за нас?
— Жаль, что я это сделал, — с искренним раскаянием ответил Гуннар. — Я слишком поздно узнал, что вы спаслись лишь благодаря ей. После этого меня совсем не радовала теплая медвежья шкура и замучили угрызения совести.
— Совести? — с издевательской усмешкой воскликнула Селена. — Неужели у тебя есть совесть?! Совестливый сын одиоры — что-то новенькое!
Анаид нахмурилась. Ее расстраивала ненависть, с которой мать произносила «сын одиоры». Селена словно стремилась подчеркнуть, что у них с Гуннаром не может быть ничего общего, потому что она — чистокровная омниора, а он — нечистый сын одиоры. Этими словами Селена клеймила Гуннара, как прокаженного.
Потом Анаид задумалась, что как дочь Селены она омниора… Но если ее отец — сын одиоры, выходит, что она — одиора! Кто же она на самом деле?! Неужели не омниора и не одиора?!
Как бы то ни было, Анаид не желала, чтобы ее отец снова исчез, и не собиралась позволить матери прогнать его.
— Ты поужинаешь с нами? — спросила она.
Повисло неловкое молчание.
— Ты приглашаешь меня на ужин? — нерешительно переспросил Гуннар.
— Разумеется, — ответила Анаид, встав между ним и матерью, — приглашаю! Ты будешь моим гостем.
