Я сидела в нашей небольшой гостиной и наблюдала за тем, как моя мать сноровисто вяжет кружево. У меня так никогда не получалось, хотя мама билась над этой проблемой с самого детства, обучая свою единственную дочь рукоделию чуть ли не с пеленок.
Белокурые волосы Алексии Нидман были собраны в изящную высокую прическу. Огромные синие глаза сейчас сосредоточенно следили за петлями в утонченных руках. Я в свои шестнадцать чертами лица была похожа на мать, хотя во всем остальном сильно отличалась от нее. Мои волосы насыщенно-пшеничного цвета были переплетены в толстую косу, носить из них высокую прическу было сущей пыткой, и я избегала этого всеми силами. Большие, как у мамы, глаза искрились зеленью и озорством. Я всегда была непоседой и хохотушкой. За это матушка часто меня отчитывала, внушая, что леди никогда не роняет своего достоинства и не болтает, словно сорока на заборе. Если фигура моей родительницы была хрупкой и изысканной, как у настоящей дамы из высшего общества, то я отличалась крепким телосложением, большим бюстом и крутыми бедрами, что тоже печалило мать. Она не критиковала мою внешность, но когда думала, что я не вижу, частенько вздыхала и качала головой, глядя на меня. И я ее понимала, в шестнадцать выглядеть, как взрослая женщина, это слишком.
Все мои ровесницы с нашей улицы были такими легкими, прыткими и худенькими, что любо-дорого посмотреть. А я на их фоне была словно старшая сестра, готовящаяся стать верной женой и матерью семейства. Наверное, поэтому мать очень неохотно меня выпускала из дома, опасаясь назойливого мужского внимания. Первую половину дня она работала гувернанткой у зажиточных горожан, занимаясь с их детьми, а все остальное время посвящала моему воспитанию и обучению. Я никогда не понимала, зачем меня учить тому, что знают и умеют все девушки в высшем обществе. Ведь мы не были аристократами и жили очень скромно на зарплату мамы и на то, что могли выручить за рукоделие. Но она строго следила за тем, чтобы мои манеры были отточены до автоматизма, и я ела, спала, ходила и просто жила так, как будто у меня во владении огромные земли и несметное богатство. В душе я противилась этому, но видя, как мать переживает обо мне, и сколько сил она вкладывает во всю эту ерунду, я старалась ей угодить. И только когда она уходила на работу, я сбегала за город, переодевшись в простое платье и плащ, и уже на природе вдали от досужих наблюдателей могла быть собой, крепкой, сильной, полной жизни девушкой, которой интересно все вокруг, а не только скучный этикет, занудные древние трактаты по политике и экономике, а так же ненавистное рукоделие.
— Мама, — обратилась я к леди Нидман, по-другому ни у кого язык не поворачивался ее называть, поэтому все соседи были уверены, что мы из разорившегося аристократического рода, — почему я не могу, как все соседские девочки поступить в училище? Там я смогу приобрести профессию и впоследствии зарабатывать деньги. Ты же не сможешь кормить меня вечно. Я ведь вижу, как тебе нелегко растить почти взрослую дочь в одиночестве.
— Линда, — горестно вздохнула она, — я тебе уже тысячу раз объясняла, что это не для тебя.
— А что для меня? — не сдержав раздражения, воскликнула я. — Как мы будем жить, если ты вдруг заболеешь или еще что-то произойдет? Мама, посмотри на меня. Я ведь уже взрослая и могу помогать тебе. Мне больно видеть, как ты убиваешься на работе и дома, чтобы лишний кусок хлеба принести. Если я получу профессию, то смогу работать. Я уже сейчас могу наняться помощницей по хозяйству или еще кем-то, у меня вполне достаточно для этого сил и здоровья.
— Ты никогда не будешь работать чернорабочей, как какая-нибудь простолюдинка! — гневно воскликнула мать, нахмурив свои ухоженные брови. — В тебе скоро может проснуться дар, и тогда ты будешь обучаться магии. Все маги получают огромные деньги. Мы ни в чем не будем нуждаться.
— О каком даре ты говоришь?! — воскликнула я, вскакивая на ноги и принимаясь ходить по комнате. — У тебя же нет никакой магии. Как у меня-то она будет? Да и если вдруг проявится, то дар будет мизерным, с таким в Академию не возьмут. Придется платить кому-то за частные уроки, а у нас на это средств никогда не хватит. Давай лучше я обучусь чему-то действительно полезному, а не буду жить тщетной надеждой на эфемерный дар, который может и не проснется вовсе.
— У тебя будет магия, — непреклонно отозвалась она, снова принимаясь за вязание. — И ты всего добьешься. Станешь настоящей леди и будешь жить в роскоши, сама себе все заработав. И хватит об этом.
— Кто мой отец, мама? — спросила я, не выдержав и подняв запретную тему в нашем доме. — Почему ты так уверена, что у меня будет сильный дар? Он что был демоновым великим магом, который бросил беременную от него женщину на произвол судьбы?
— Не смей неприлично выражаться! — вскричала мама, шокировано уставившись на меня. — Линда! Это немыслимо для леди, говорить подобные вещи! И кто твой отец не имеет никакого значения. Тебе лучше вообще никогда об этом не знать.
— Я не леди, мама, — устало произнесла, снова усаживаясь в кресло и принимаясь за опостылевшее рукоделие. — И вряд ли когда-нибудь ею стану. Во мне нет ни капли изящества.
