Продолжая летопись предков…

В Ваших руках, читатель, уникальный человеческий документ. Это жизнеописание, сделанное в тайне ото всех, наедине с собой и вечностью. Вечность — это Бог, это память предков, это завет отца. В 14 лет коми девочка по имени Дуня Панюкова стала вести дневник. Формат для её записей, как сейчас бы сказали, задал отец. «Нужно зафиксировать, что и как будет происходить с коми народом в бурном XX веке». Это важно, потому что, как известный на Вишере прорицатель, Никодим Иосифович Панюков предрекал исчезновение своему народу в противоборстве с историей. Это подхлёстывало девушку быть внимательной, терпеливой и ответственной. Ведь она должна выжить, выстоять и, по замыслу отца, стать летописцем своего рода, а через него увидеть и понять судьбу всех коми.

Евдокия Никодимовна Иванова (в девичестве Панюкова) выполнила наказ своего отца. Но она сделала это не в кабинете и не в библиотеке, а находясь в гуще самой жизни, получая от неё и шишки, и вдохновение. Именно память об отце помогла ей в зрелые годы найти себя в правозащитной деятельности.

Своеобразие книги в том, что её автор — активная личность. Она борется за достойную жизнь, за любимого человека. Не устраняется от трудностей, она чутка к новому, откликается на нужды людей. Е.Н. Иванова честно, прямо и искренне описывает, как всё было. За каждым ее словом чувствуется поступок, характер, убеждённость в своей правоте.

Эта активная позиция определила содержание и композицию книги. Здесь использованы и воспоминания, и документы, публичные выступления, статьи, дневниковые записи, письма. Очень многое из того, кто включено в книгу, было высказано в интервью журналистам, в живых беседах с единомышленниками, на судебных заседаниях и на правозащитных собраниях, в ходе дискуссий различных форумов. Но для книги всё глубоко продумано, выстроено.

Два слова о языке и стиле автора. Они максимально сохранены редактором. Страницы её книги одухотворены прожитой жизнью и пережитыми страданиями. Язык второй части книги — в основном язык публичных выступлений. Для него характерны прямота, резкость, чёткость, искренность. Впрочем, так же она ведёт политические беседы и с друзьями. Но это ни в коем случае не язык и стиль политолога. Это язык простой коми женщины, посвятившей свою жизнь борьбе за справедливость.

Н.А. МИТЮШЁВА

Что происходило в нашей республике при моей жизни в 1935–2005 годах и раньше, с кратким изложением событий, начиная с 1914 года, легло в основу летописи о моей личной и общественной жизни. Я, Панюкова-Иванова Евдокия Никодимовна, родилась 9 февраля 1927 года в селе Большелуг Сторожевского района Коми АССР.

В 1940 году начала писать историю нашего рода по просьбе своего отца Панюкова Никодима Иосифовича. Он был 1886 года рождения. Славился пророческими предсказаниями. Отец говорил так: «Дуня, Бог дал тебе умственный дар, чтобы много знать в общественной жизни. Когда тебе исполнится сто лет, к этому времени у коми зырян не будет своей родины. Не будет и коми зырянского языка. Я тебя благословляю и завещаю тебе описать происходящее с тобой и в жизни коми зырян, чтобы будущее наше родство знало».

Тогда мне было 14 лет. Жизнь у каждого человека находится во взаимосвязи с государственным управлением. Перечитывая свои дневники, решила: надо переписать эти дорогие мне страницы, ставшие местами ломкими от ветхости, чтобы осталась в виде летописи память о том, как мы прожили двадцатый век. В 1965–2005 годах, 40 лет, я занималась общественной деятельностью. В каком обществе живём, такую историю и творим.

Родина нашего рода село Большелуг. У родителей моего отца было четыре сына: старший Кондратий, затем Арсений, Никодим — мой отец, младший Никита и две дочери Анастасия и Феодосия, мои тётки. Каждый сын наравне с отцом имел свой лесной участок. Добывали пушнину и заготовляли лес для продажи иностранным купцам за золото. Всё золото, заработанное до женитьбы сыновьями, по обычаям предназначалось младшему брату Никите. Он должен был жить с состарившимися родителями и присматривать за ними до смерти.

Случилась беда. У Кондратия — моего старшего дяди — скоропостижно скончалась молодая жена. Детей у них не было. Для удостоверения причин её смерти в нашем селе не было медицинского работника. Местный же священник отпевать и хоронить покойницу на кладбище отказался, ссылаясь на неизвестность причины смерти и возможное самоубийство. Самоубийцам места на кладбище не давалось.

Наша родственница в церковь к батюшке с молитвой за здравие не обращалась и за грехи не исповедовалась. Значит, она была здорова и не могла просто умереть. Так рассуждал священник.

Внезапная смерть близкого человека всем моим родственникам была вдвойне тяжела: не знали, куда хоронить. Можно было похоронить невестку на охотничьем участке по реке Вишере (Висер ю), который находился за 40 км. Зима. Гроб придётся тащить на нартах (большие сани) по лесной визирке-тропинке.

Четыре брата и отец, встав на лыжи, смогли бы на санках тащить гроб. Но отец семейства, мой дед Иосиф Дмитриевич, такое захоронение посчитал великим грехом. Чтобы уладить дело, наш род собрал и отдал церкви всё свое золото — три фунта золотых монет (один килограмм двести грамм). Похоронили на кладбище. Не отпевали. На руках у родственников золотых монет не осталось.