Они увидели его и пошли навстречу…
Еще можно было рвануться в сторону, скрыться за деревьями. Но он постеснялся убегать. «Как я буду бежать, это же стыдно… Просто пойду чуть левее просеки. Если не окликнут, значит, снова выйду к столбам».
— Эй, парень!
Они, подпрыгивая, быстро шли к нему, заранее делая вилку, чтобы, в случае чего, перехватить.
— Подожди, поговорить надо, — крикнул тот, пониже ростом.
Шульгин остановился. Безвольно опустились плечи. Ноги стали тяжелыми, будто он вошел по колено в трясину.
«Это конец мой… Все кончено!» — подумал он.
— Заблудились мы, — сказал все тот же низкорослый. — Ты, случаем, не поможешь выбраться на дорогу? Мы бы тебя отблагодарили.
Теперь они стояли рядом. Один — маленький, коренастый, с густыми бакенбардами, в которых запутались елочные хвоинки, с большими розовыми кулаками, будто гирями, и таким же розовым лбом. Широкий шрам над верхней губой под носом, казалось, когда-то был еще одним, вторым ртом. Он щурился, будто смотрел на огонь электросварки, и часто моргал. Другой — высокий, остроносый; крохотные глазки без бровей глубоко утонули и косили, словно две амбразуры. Он помахивал толстой березовой палкой.
— Я сам не знаю дороги, — сказал Шульгин. — По столбам иду.
— А ты откуда?
— Из Ленинграда.
— Издалека, значит, — говорил коренастый. — И что ж тебя привело?
Шульгин встретился с ним глазами и усмехнулся. Коренастый предлагал игру, и ему ничего не оставалось, как принять ее.
— Попутешествовать захотелось. А тут заблудился, отстал от группы. И вот болтаюсь по лесу. Нужно было компас взять.
Он старался говорить без волнения, игривым голосом безразличного ко всему человека. Не удавалось. В горле першило, голос дрожал и срывался. И, сам того не замечая, Шульгин медленно отступал назад.
Они переглянулись. Высокий прикрыл глаза.
— И много вас в группе было?
«Если выхватить пистолет, то две пули могут спасти… Но этот молчун скорее расквасит мне голову своей дубиной… Надо ждать».
— Семь человек вместе с руководителем.
— Так-так…. Мы вот тоже блуждаем. Теперь втроем пойдем. Говорят, молодым больше везет. Не возражаешь?
Шульгину не нужны были такие попутчики. Но он понимал, что они теперь все равно не спустят с него глаз.
— Можно, — произнес он. — Одному плохо…
— Тебя как звать-то?
— Сергей, — сказал он и пристально вгляделся в кусты за просекой. «Жаль, редкие, а так можно было бы метнуться туда и затаиться. Может, и не нашли бы…»
— Молодец, что путешествуешь. Это закаляет мужчину. Годиков-то сколько?
— Шестнадцатый.
— Взрослый… Однако что ж мы стоим? До вечера не так уж долго, а мы все еще не знаем, куда идти. И давно здесь?
— Третий день.
— Еду с собой брал? Такому парню много надо. Особенно в лесу. А признайся, есть хочешь?
— Нет, спасибо.
— Да что там благодарить без дела? Сейчас и поедим. Вот давай-ка сюда, здесь и присядем.
Они подошли к толстой ели. Рядом с ней стоял круглый старый пень. Молчун прислонил к нему свою палку.
Шульгин пригляделся к молчуну и почувствовал, как приостановилось сердце. Мгновенно все стало ясно. Именно его видел Шульгин в больнице. Только теперь, вблизи, он казался еще крупнее и старше. А во взгляде — все то же беспокойство — будто ищет какую-то нужную вещь.
— Помочь снять рюкзак? Вон какой он у тебя тяжелый — пуда два. Лямки в плечи так и впились!
— Не стоит, я сам, — быстро сказал Шульгин, отворачивая рюкзак в сторону.
— Да ты не напрягайся, помогу, — подскочил к нему коренастый и ухватился за рюкзак. — Ох, какая тяжесть, ну и силы у тебя! — Он стаскивал лямки, нервно хихикал, пыхтел и поддавал в дно рюкзака животом. Вместе поставили рюкзак на землю. Коренастый отошел.
Шульгин сел на рюкзак и обхватил руками колени. Пистолет за пазухой уперся ему в ребро — пришлось выпрямиться.
Коренастый рылся в своем мешке. Он там что-то перекладывал, сдвигал и наконец достал хлеб и колбасу.
— Держи-к, — сказал он Шульгину. — Да сломай ты эту ветку, что она тебе по глазам водит?
Он протянул руку, и ветка хрустнула перед глазами Шульгина. Отбросив ее в сторону, коренастый продолжал:
— Только не торопись лопать, мы тебе сейчас рюмочку для хода. Вспрыснем за знакомство.
«Напоить хотят, тогда со мной будет просто….»
— Я это не употребляю.
— Ты что? У меня сын — меньше тебя, а не трусит. Только поднеси — с рукой оттяпает… Ты сначала попробуй, она не помешает. Разговор веселей пойдет, а колбаса — божеской покажется.
Он, посмеиваясь, ухватил пальцами золотистое ухо «экстры» и распечатал ее. Достал из кармана куртки синий пластмассовый стакан и, резко наклонив бутылку, стал наливать.
Молчун сидел чуть в стороне и, как сыч, смотрел на Шульгина. Он медленно двигал челюстями, как будто жевал резину. Перед его глазами кружились комары, садились на лоб, но он будто не чувствовал их — не прогонял.
Шульгину стало страшно. Он даже губу закусил, чтобы не закричать.
— Ну, долго еще держать? — протягивал коренастый водку и заискивающе улыбался. — Не отраву же предлагаю?
— Я уже сказал, не буду, — повторил Шульгин и отстранил руку коренастого.
— А ты, видно, парень с характером. Чувствуется питерская закваска… Ну, не надо и не надо. Нам больше достанется, правильно я говорю? — обратился он к молчаливому приятелю. Тот не ответил. Только медленно наклонил голову, будто шея у него не гнулась и он сгибал ее через силу.