Последние отблески заката угасли над пустошью. Черные волны бились о борт корабля, за кормой бурлила пена. Спрятавшись под грузовым люком, королева Тигровых котов принюхалась. Ее усы встопорщились. Пора.
Она отодвинулась от сына.
— Я всегда буду рядом с тобой, — сказала она. — Посмотри на заходящее солнце, и найдешь меня.
Королева повернулась и, прыгая вдоль досок трапа, устремилась прочь с корабля — вниз, на причал.
Растерянный сын звал ее. Моторы рычали, заглушая его крики.
Королева тихонько бормотала заклинание забвения. Вскоре она исчезнет из его мыслей. Вскоре он с трудом вспомнит и собственное имя. И это к лучшему.
Туман низко стелился над заливом, пряча луну. А вместе с ним наползал едкий запах испорченных яиц. Темные тени двигались между далекими соснами, подбираясь все ближе. Они идут.
— Я — королева абиссинских Тигровых. Я не боюсь смерти.
Из сумрака возникли желтые глаза.
— Тогда иди в ее объятия!
Королева содрогнулась. Она знала этот голос. Эти глаза она тоже знала. Этот кот по имени Мифос Разрушитель был предан Сюзерену и его империи на севере. Вместе с Мифосом вышла из тумана его армия Са Мау. Может быть, здесь было пятьдесят кошек, а может, пять тысяч, — длинноногих, худых.
Королева спокойно наблюдала за ними:
— Как вас много… и все из-за меня?
На ее слова отозвались криком чайки, кружившие над заливом. Их голоса, похожие на плач потерявшегося котенка, на мгновение смутили королеву.
— Не из-за тебя, из-за твоей магии, — проворчал Мифос. — Из-за твоих штучек.
В его манерах не было и намека на уважение к обреченной королеве. Мифос служил только Сюзерену.
Королева посмотрела ему в глаза. Она увидела многие сотни лун. Увидела бесконечное ожесточение, неутомимую злобу. Оглянулась через плечо на уходивший корабль. Ее сыну ничто не грозит. Все это было не напрасно.
Плечом к плечу солдаты Са подкрадывались к ней — сверкая клыками, готовые к битве.
Но королева заговорила с ними, как со старыми друзьями:
— Давным-давно Тигровые и Са правили вместе, мирно. Разве то время не может вернуться?
Ее золотистые глаза расширились, из них полился свет.
Солдаты Са заколебались. Выпущенные когти дрогнули.
— Дураки! — прошипел Мифос. — Это же колдовство! Как вы не понимаете — она наводит на вас чары! Время Тигровых кончилось! Да здравствует Сюзерен! Да здравствуют Са!
— Да здравствует Сюзерен! — эхом откликнулись солдаты. — Да здравствуют Са!
Из тени лился бесконечный поток бойцов — как термиты из опустошенного дерева.
Королева Тигровых не тронулась с места.
— Мати… — прошептала она.
Даже чайки вдруг затихли.
Снова и снова солнце боролось с луной за власть над землей, и этот ритуал отделял ночь ото дня. Когда Мати впервые стал осознавать эту борьбу, он находился в плывущем доме, слышал пронзительные крики чаек и шум волн. Вскоре чайки затихли, океан смягчился. Его мурлыканье убаюкивало Мати, скрип корабельной обшивки будил по утрам. До сегодняшнего дня.
Этим утром Мати проснулся от необычных звуков: стучали тяжелые ящики, которые поднимали на палубу, чьи-то голоса выкрикивали приказы, и все это складывалось в незнакомую мелодию. Где-то в глубине корабля стонал мотор. Котенок с красновато-коричневой шкуркой потянулся, потом сосредоточился. Возможно, он наконец прибыл… но куда?
Казалось, целая вечность миновала с тех пор, как его впервые засунули в грузовой люк корабля в заливе у его прежнего дома.
— Когда корабль пристанет к земле, беги на берег, — вспомнились Мати слова матери. — А до тех пор прячься, чтобы тебя никто не заметил.
— А потом что, Амма, что потом?
— Потом, сынок, ты останешься по-настоящему один и будешь следовать своим ощущениям, чтобы начать новую жизнь в совсем другом мире. И пусть у тебя будут три опоры.
Он был всего лишь ребенком, едва вышедшим из младенчества, и воспоминания о жизни до путешествия были смазанными, как чернила в старой тетради. Он сумел выжить в долгие дни на пароходе — прятался, воровал объедки. Вообще-то, Мати считал себя виртуозным вором. Он гордился своей хитростью. И, пробираясь в кухню или в небольшую каюту, где команда собиралась поесть, Мати воображал себя невидимым; его тонкое тело прижималось к темным стенам каюты, растворяясь во мраке.
Оказалось, совсем нетрудно бродить по кораблю никем не замеченным. Здесь имелось множество проходов между ящиками, много коридоров, по которым мог пробраться кот-безбилетник. Он даже мог прижаться к полу под каким-нибудь стулом, на расстоянии всего лишь вытянутого хвоста от матросов, потому что уже знал: эти бесшерстные гиганты не могут его почуять, он для них словно призрак.
А жажду утолить было еще проще. Мати очень быстро нашел душевую кабинку, в которой из-за неисправности постоянно капала вода, и он мог напиться вволю до того, как команда просыпалась. Но наверх, на палубу, котенок вышел лишь один раз. Его напугало невероятное пространство океана и соленый воздух, от которого стали жесткими усы и защипало в глазах. Так что его миром оставалось подпалубное пространство, где совсем неплохо пахло резиновыми сапогами матросов, маслом и кожей.
