Услышав имя мистера Миллера и номер дома, охранник прежде всего перепроверил меня по телефону и лишь после этого объяснил, как пройти.
– Ничего, если я один пойду? – спросил я.
– Ничего, – безразлично ответил охранник. Он не стал даже спрашивать, что меня беспокоит. Весь вид его выражал презрительную скуку.
От ворот расходились две аккуратно заасфальтированные дорожки. Они вели куда-то вглубь, разветвляясь и соединяя между собой жилые дома военного городка американской армии.
Его замысловатая планировка уже доставила мне неприятности лет десять тому назад. Был такой же душный вечер, как и сегодня. Я был поблизости по делам, и мой обратный путь проходил мимо ворот. На мое счастье или несчастье, у ворот не стоял охранник. Я вдруг вспомнил, что восточный угол городка выходит к местному отделению банка и я мог бы пройти напрямик. С детских лет я любил ходить по незнакомым улицам. Скромное пристрастие к поиску. Проскользнув в ворота, я зашагал по дороге. По моим расчетам, весь путь должен был занять минут пятнадцать. Я шел уже полчаса, но проволочной сетки ограды у восточного края все еще не было видно. Я явно крутился по одной и той же дороге. Все дома были похожи друг на друга, и, лишь приметив некоторые из них по цвету и количеству сушившегося на веревке белья, я понял, что все время возвращаюсь на старое место. Меня охватил страх. Напрасно я пытался успокоить себя тем, что нахожусь в родном городе. Я спросил дорогу у первой попавшейся японки-горничной, и она бесстрастно указала мне ее. Всем своим видом девушка давала понять, какое огромное расстояние разделяет нас. Кое-как я добрался до восточного выхода. Дома жена, работающая в компании прачечных, обслуживающих американцев, со страхом выслушала мой рассказ. «Одного нашего служащего задержали в городе и как вора передали жандармам. А ведь у него был пропуск».
С тех пор прошло десять лет. Теперь я с опаской прохожу мимо базы. Я уже не холостяк. «У тебя дочь», – каждый раз предупреждает меня жена. Осторожность прежде всего. До войны на Окинаве можно было спокойно ходить куда угодно, в самые отдаленные уголки острова. Теперь наступила иная жизнь. А как чувствуют себя горничные в американских семьях? Ведь у ворот всегда стоит часовой. Время от времени газеты сообщают, что сынок того или иного иностранца бросил камень в окно проходящего автобуса или выстрелил в кого-нибудь из духового ружья. Не испытывают ли страха американские мальчишки, разгуливая по улицам среди окинавцев? Или, например, солдат Роберт Гаррис, что снимает у меня флигель для своей любовницы? Он ночует там два раза в неделю. Интересно, не трусит ли он порой, оставаясь в квартале, населенном одними окинавцами?
Сегодня у меня превосходное настроение. Я приглашен на вечер к мистеру Миллеру. Даже если кто-нибудь остановит меня, достаточно будет назвать его имя, номер телефона и дома. Мистер Миллер – приятный человек. Он заскочил ко мне на службу и сказал, что хотел бы пригласить меня на «цзюхуэй цзивэй». Я понимаю, что «цзю-хуэй» – это выпивка, а вот что означает «цзивэй» (петушиный хвост) мне невдомек. Лишь изображение петуха и слово «коктейль» на пригласительном билете разъяснили мне суть дела. Конечно, это дословный перевод, и все же забавно, что американец мистер Миллер научил меня этому китайскому слову.
– Будут адвокат Сунь, господин Огава и еще несколько приятелей, всего человек пятнадцать, – сообщил мне мистер Миллер.
Господин Сунь – китаец. Огава – японец из префектуры Н. Вчетвером мы образуем группу по изучению китайского языка. «Изучение» – слишком громко сказано. Просто мы болтаем друг с другом по-китайски.
И для меня, и для Агавы, и Суня было бы полезней разговаривать на английском языке. Почему же мы взялись за китайский? Наверно, потому, что нас приглашает мистер Миллер. Но в конце концов это не важно. Главное, что на острове, где живут только японцы и американцы, есть группа людей, разговаривающих друг с другом по-китайски. Это сближает нас. Один раз в месяц мы от имени мистера Миллера заказываем столик в военном клубе. Я забыл спросить, все ли из приглашенных на нынешний вечер имеют отношение к китайскому языку. Но и это не важно. Я увижусь с миссис Миллер – женщиной с приветливым, красивым лицом и пышными формами, – меня представили ей в клубе.
Но не один китайский язык привлекал меня на эти вечера. То же самое касается и ежемесячных встреч в военном клубе. Обед там стоит дешево, поскольку не облагается налогом. Ведь не каждому окинавцу дозволено посещать клуб. Так я познал ощущение человека, причастного к миру избранных.
– Опоздавшему – три рюмки! – воскликнул, едва завидев меня, Огава, молодой корреспондент влиятельной японской газеты.
Гости – а они уже были в сборе – рассмеялись.
– Что-нибудь веселое? – спросил, подойдя к нам, иностранец одного со мною роста. Усики шли ему.
Сразу же подскочил мистер Миллер.
– Разрешите представить мистера Моргана. Инженер строительно-ремонтного отдела оккупационных войск, мой сосед, – сказал он по-английски.
Морган принялся многословно внушать корреспонденту, что очень многие японцы и американцы убеждены, что до воцарения императора Мэйдзи Окинава была зависимой от Китая территорией.