Правила движения [сетевая публикация]

Дело к ночи.

Сижу я на кухне. На коленях у меня толстый кот, рыжий и полосатый, на кружке тоже рыжий кот нарисован, в кружке — чай. Напротив меня сидит Светлый, из клириков, Серёгой зовут. Квартира не моя и не его, квартира Ульяны девы, языками зверей и птиц говорящей, а по существу — кошачий приют.

Я сюда, конечно, не по своей воле приехал. Прабабушка прислала. Всучила мне деньги (как я от её денег отмахивался! Так и не отмахался) и на склад отправила, котам корму самого лучшего купить оптом, килограммов сто. «Потом, — велела, — в приют отвези на машине и разгрузить помоги, а то много Серёжа один натаскает».

Прабабушка моя — орденоносная ведьма. Ветеран войны. Сто пятый годок идёт ей. А по характеру она… Вкратце обрисую. Есть у неё редкостный амулет: на крови десяти врагов, в честном бою поверженных. Так что кто себе милую старушку вообразил с противнем пирожков, тот сильно ошибся. Противнем прабабушка разве что убить может. Он железный. И углы у него твёрдые.

Кто б мне полгода назад обещал, что на мне, боевом некромаге, будут кошачий корм возить!..

Но с бабушкой не спорят.

Я, сто пятьдесят килограммов разгружая, не то что бы утомился, но задолбался, и потому от чая Серёгиного отказываться не стал. Опять же, он со мной целый месяц не разговаривал, а тут снова начал. Бабушка мозги вправила? Я-то себя уговаривал, дескать, радуйся, отвязался от придурка Светлого. Но всё равно душа не на месте была.

А Серёгу первое время прямо трясучка колотила. Не мог он понять, как это я позволил детям человека убить. Да мало меня! Рядом в тот час настоящий оперуполномоченный стоял, только не при исполнении. И он не вмешался. Не укладывалось это у клирика в голове.

— Серёга, — толкую. — Ты пойми, они в первую очередь Тёмные большой силы. Только потом — дети и всё остальное. Хищные они. Это от природы, и переделать это нельзя, как нельзя тигра травой кормить. Ты, небось, думаешь, что они бы повзрослели, горе забыли и простили этого Петра Алексеевича? Оставили бы его на зоне спокойно двадцать лет кантоваться?

Серёга не отвечает, глаза в сторону косит, но я по лицу его вижу — именно так он и думал. Светлый, что с него взять.

Вздохнул я и объясняю:

— Такое зло, какое их родителям причинили, мы не забываем и не прощаем никогда. Сейчас, допустим, я с Витькой и с твоей помощью мог бы их остановить. И знаешь, чего бы мы добились? Только того, что они бы ещё несколько лет злобу таили и убийство это планировали и готовили — вместо того, чтобы учиться и развиваться. Весь мир бы для них в одну цель сошёлся. Ничто другое бы их не интересовало и не радовало. А теперь прикинь, на какую зону бы загремел Пётр Алексеич, и на что бы пошли Тёмные отморозки, чтобы на эту зону попасть и там его прикопать?

Моргает Серёга и брови домиком делает. Представил.

— Они, — прибавляю, — уже сейчас опасны. А станут старше — их пуля в лоб и та не всякая остановит. Заговор понадобится на пулю от крупного специалиста… Пришлось бы радоваться, Серёг, если бы они только себя загубили. Могли бы людей непричастных загубить.

— Но всё-таки, Коля…

— Загрызли они его, отомстили и успокоились. И больше того. Они людям снова доверять начали, пусть самую малость. Потому что мы с Витькой их поняли и поддержали. Теперь их даже воспитывать можно. Шансы есть, что из них достойные люди вырастут, и силе своей невероятной они найдут хорошее применение. А цена тому — жизнь одного конченого урода, которому всё равно дорога была в какой-нибудь «Чёрный дельфин», чтоб его там ещё и кормить, пока сам не подохнет.

Притих клирик. Вижу: не понял меня и не смирился, просто решил больше не спорить. Что ж, я на понимание и не рассчитывал. Тут разница между нами, Тёмными и Светлыми. Самая глубокая, непреодолимая пропасть. Кто Тёмный, тому и объяснять не надо, а кто Светлый — тому никак не объяснишь.

Кто не в курсе, это мы о братьях Кузнецовых, близнецах-тройняшках. Друг мой, опер Витька Слободский, расследовал убийство их матери. Помощь моя кое в чём ему понадобилась. Так и познакомились. Отец Кузнецовых сейчас за решёткой. Сажали за убийство, переквалифицировали в пособничество, но ходка у него вторая и сидеть ему ещё долго. Близкой родни у Кузнецовых не было, дальняя от трёх неблагополучных подростков с ужасом открестилась. И стали мы парням искать опекуна-попечителя, чтобы те в детдом не угодили.

Не потому, что мы добрые.

А потому что Саша, Паша и Лёша — атомные бомбы. И в детский дом их выбрасывать — всё равно что в бомболюк.

Случилось же, что в семье вампира и духовидицы, людей слабых, бедных, невеликого ума и большого злосчастья, родились на свет трое колдунов страшной мощи. Злосчастье сыграло? А если серьёзно, то в России такому удивляться не приходится. Слишком всё перемешалось в веке двадцатом. И у самой тихой нянечки среди дедов и бабок может сыскаться чекист, у академика — дикая шаманка, а у министра — деревенский травник.

…Знакомства былые мы освежили, связи подняли. Нелли-берегиню привлекли с её двоюродной тёткой (или бабкой? Шут их разберёт. Короче, роднёй), тоже берегиней, чиновницей.

Вот что сказала старая берегиня из опеки: «Будь у них ещё и нарушение привязанности, сейчас оставалось бы только Богу молиться. Но если, как вы говорите, родители их любили, значит, надежда есть. Нужен мальчикам авторитетный взрослый. Причём тот, которого они сами, искренне авторитетом назовут. Если такой человек один на свете и это столетний ветеран, придётся просить ветерана! И Богу молиться, чтобы жил ветеран подольше. Потому что слишком они опасны».