— Соня! Соня! Встань, Соня! Снова и снова звал из темноты таинственный голос — странно знакомый, несмотря на то, что Соня прежде никогда его не слышала. Откуда-то она даже знала его имя — Голос Дальней Тревоги.
— Беги, беги, Соня! Не время медлить! Очнись же, Соня!
Темные ветви хлестали ее по лицу, острые колючки ранили босые ноги. Соня бежала из последних сил. Ночной лес расступался перед нею. Где– то над головой ухали совы. Ни одной звезды не было видно на затянутом густыми облаками небе.
Краем сознания она понимала, что крепко спит и видит тревожный сон. Но было в этом сне нечто столь родственное реальности, что это страшило даже Соню. Она никак не могла пробудиться. Она знала, что не должна просыпаться — до того мгновения, как увидит…
Собственно, что она должна увидеть? Впереди был только ночной лес, ни одного просвета.
Впереди? А может быть, это находится не впереди, а позади нее?
Оглушенная неожиданной мыслью, она обернулась… и тотчас заметила пляшущий огонек, который, казалось, бежал за нею по пятам, преследовал ее… И что-то в этом крохотном пятнышке света показалось ей настолько ужасным, что она закричала… и наконец, пробудилась.
Тяжело дыша, как после долгого бега, она села, тряхнула головой, рассыпав по плечам роскошную гриву рыжих волос. Низко над горизонтом висела ущербная луна.
Костер, разведенный Соней вечером на склоне холма, давно прогорел. Ни огонька — насколько охватывает глаз. Даже звезд не видно на небе. Только этот печальный багровый серп луны, казалось, задевающий верхушки темных деревьев.
Мрак и одиночество окружали молодую женщину. Ее чуткое ухо не улавливало ни единого подозрительного шороха. И все же тревога не отпускала ее. Может быть, виною было сновидение.
Этот сон приходил к ней уже трижды, и всякий раз все ярче и сильнее, все требовательнее звал ее… но куда? Чего ждет от нее дальний Голос? Куда она должна идти? И кто этот неведомый преследователь, принявший облик пляшущего во тьме огонька?
Тренированное сознание Сони — воспитанницы жреческой школы — понимало: сон этот неспроста. И пляшущий огонек на самом деле далеко не так безобиден, как выглядит. Но кто скрывается за всем этим? И почему именно она, Соня, избрана для неведомой миссии?
Она уселась поудобнее и снова развела костер, решив дождаться утра. Вскоре маленькое жаркое пламя уже согревало ее, а желтоватый свет огня, казалось, волшебным образом отогнал прочь, в сырость и темноту стигийской ночи все сновидения и страхи.
Постепенно занимался рассвет. Луна ушла за горизонт. Восток медленно окрасился багрянцем. Тонкое облако, похожее на летящего дракона, постепенно налилось золотым светом.
Пора было собираться в путь. Соня погасила костер, оседлала лошадь, сложила в кожаную сумку нехитрые пожитки — одеяло, плошку, связку сушеной рыбы. Роскошные рыжие волосы она убрала под тюрбан. Конечно, это не поможет ей скрыть свой пол, но, по крайней мере, издалека ее рыжая грива не будет привлекать к ней внимания. Женщина-воин, путешествующая одна,— здесь, в мрачной Стигии, это лакомая добыча для разного рода разбойников и жрецов-изуверов.
Разумеется, Рыжая Соня могла постоять за себя. Кинжалом, луком и стрелами она владела не хуже любого наемника. И все же не следует рисковать больше, чем это возможно. Судьба и без того предоставляет ей немало шансов помериться силами с враждебным и холодным миром.
А в битве с десятью противниками, возможно, не устоял бы и сам Конан…
Как всегда, мысль о легендарном короле, великом воителе, черноволосом и синеглазом киммерийце, заставила сердце Сони биться сильнее; Конан! При нем Хайбория достигла своего расцвета. Теперь же, казалось, надвигался конец света.
Соня тряхнула головой, отгоняя лишние мысли. Конец света вечно надвигается, особенно на глупых и болтливых кумушек, раздосадованных повышением цен на рыбу.
Но что-то в мире изменилось, везде нарастала тревога. Границы цивилизованных царств трещали под яростным натиском диких племен.
И повсюду творились страшные, темные дела.
* * *
Городок Карос вырос за последние пятьдесят лет у подножия Великой Черной Пирамиды — древнего мертвого храма. Сейчас уже не нашлось бы жреца, даже в самой Стигии, который мог бы в точности рассказать о культах, отправляемых некогда в Черной Пирамиде. Было время, когда один только вид этого грандиозного сооружения наводил страх на обывателей. Теперь же все это осталось в прошлом. Бойкие купцы, не задумываясь, разбивали здесь свои палатки, и торжище кипело в Каросе с утра до вечера.
Соня въехала в город через три часа после рассвета. Городок уже проснулся. По узким улицам спешили прохожие. Стайки темнокожих ребятишек, одетых только в набедренные повязки то и дело пробегали от дома к дому и скрывались в отдалении. У наглухо закрытых дверец сидели в полной неподвижности старики — одни курили длинные трубки, другие потягивали какое-то густое черное варево, запивая его холодной водой из больших глиняных кружек, третьи просто глазели на улицу — застывшие, смуглые, похожие на ящериц. Женщины, закутанные в черные покрывала, несли на плечах кувшины с водой, большие корзины, полные фруктов. Скаля зубы в улыбке, предлагали прохожим свой товар бродячие разносчики лепешек и напитков. Соня шагом ехала по извилистым улочкам Кароса. Она и сама еще не знала, что будет делать в этом городе. Для начала неплохо было отыскать постоялый двор и передохнуть. Ей указали небольшую гостиницу для небогатых купцов, расположенную почти у самых Городских стен. У низенького глинобитного забора, окружавшего белое прямоугольное здание с рядом маленьких окошек по второму этажу, росло старое кряжистое дерево. В тени этого дерева спал нищий. Соня спешилась и направилась к воротам, держа лошадь в поводу. Гнедая тихонько упиралась и пофыркивала — что-то здесь явно не нравилось животному.