Лармур, Шотландия 1595 год
Он снова вернулся, тот человек.
Едва он переступил порог постоялого двора, как все поспешили отвести глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Кенна же, наблюдавшая за ним украдкой, сразу заметила: перед тем как направиться к столу в дальнем углу, он внимательно осмотрел всех посетителей. А за этот стол в дальнем углу никто больше не садился с тех пор, как этот человек впервые здесь появился пять недель назад.
Маклейн — именно так представил его Ангус, родственник Кенны; при этом он понизил голос до шепота. Когда же Кенна попыталась расспросить о нем родственника, тот лишь покачал головой и отвел глаза.
Но кое-что Кенне все же удалось узнать. Не от родственника, а от других. Люди шепотом рассказывали друг другу о том, что он последний из клана. И что на клане его — проклятие. Якобы его прадед убил всю свою семью и за это был наказан Всевышним. Поэтому каждый вождь Маклейнов мог иметь только одного сына, не более того. И никаких дочерей. Даже жену не мог иметь. Лишь сына, рожденного в страшных муках от призрака женщины, банши[1]. А потом, когда сын переступает порог совершеннолетия, отец погибает. Потому мужчины из рода Маклейн были обречены на одиночество.
С тех пор как таинственный посетитель стал захаживать в таверну Ангуса, Кенна начала собирать сведения о Маклейнах, пытаясь составить целостную картину из отрывочных и не всегда правдивых версий — и все из желания понять, почему все, кроме нее, так боятся этого Маклейна. Да, конечно, он производил впечатление человека сильного и властного. Об этом и свидетельствовали его широкие плечи, мускулистые руки, а также цепкий взгляд, которым он удостаивал каждого — словно приходил сюда для битвы, а не для того, чтобы пропустить кружку-другую эля.
«Его нельзя назвать ни красивым, ни уродливым, — думала Кенна, поглядывая в сторону Маклейна, — но его глаза…» Он подвинул стул так, чтобы сидеть лицом к двери, и она сейчас видела его. Они были бледно-зеленые, холодные и словно…
Чья-то ладонь накрыла ее грудь.
— Наглец! — Кенна дала затрещину тому, кто находился к ней поближе.
Сидевшие за столом мужчины расхохотались, а тот, которому досталась затрещина, стал громко возмущаться, утверждая, что он тут ни при чем.
— Видит Бог, она хорошенькая, — со вздохом сказал кто-то из завсегдатаев.
— Не распускайте руки, мужланы! — крикнула Кенна.
Мужчины снова рассмеялись, нисколько на нее не обидевшись. Да и с чего бы им обижаться? Ведь она теперь такая же, как они. И даже ниже, чем они. Она прислуга, женщина, подававшая этим простолюдинам эль.
А людей на постоялом дворе становилось все больше — каждую минуту кто-нибудь заходил, и отбиваться от назойливых и грубых посетителей Кенна была уже не в силах. Да, действительно, когда у тебя обе руки заняты тяжелыми кружками с элем, отбиваться от шаловливых мужских рук нет никакой возможности. Мужчины то и дело прикасались к ее груди, шлепали ее по заду, а порой даже запускали руки ей под юбку.
Кенна валилась с ног от усталости. С каким удовольствием она вылила бы весь этот эль на головы пьянчуг! Она с трудом подавляла желание завизжать во весь голос и выгнать их всех.
Но выбирать не приходилось. Либо она будет терпеть, когда ее хлопают по заду, либо придется голодать. А голодать она не хотела.
— Эй, служанка! — заорал толстый краснолицый постоялец, и его второй подбородок затрясся.
Кенна сделала вид, что не слышит, и понесла последнюю кружку с элем к дальнему столу. Может, Маклейн и проклят, но в его углу всегда было спокойно, и он никогда не пытался ущипнуть ее.
По правде говоря, ей даже нравилось находиться с ним рядом. В нем чувствовалось достоинство. В нем было обаяние тех мужчин, которых она знала в юности. Джентльменов. Вступил ли он в сговор с темными силами или нет — Маклейн оставался джентльменом, и Кенна чувствовала, что ее тянет к нему, словно от него пахло домом ее детства.
— Вот, сэр, — пробормотала она, опустив на стол кружку с элем и пододвинув ее к Маклейну.
Он поблагодарил кивком головы, однако промолчал.
— Вы будете ужинать? — спросила Кена. — У нас сегодня бобовая похлебка и оленина.
— Да, буду.
Он был очень молчалив, и Кенна поймала себя на том, что чуть подалась к нему, когда он заговорил.
— И еще хлеба, да? — задала она глупейший вопрос.
Как будто можно было принести человеку ужин без хлеба…
Он снова кивнул:
— Да, будьте добры.
Но Кенна по-прежнему стояла у стола. Стояла в ожидании, что он скажет еще что-нибудь, хотя прекрасно понимала, что он ничего больше не скажет. Когда же он взглянул на нее с усмешкой, Кенна в смущении потупилась и поспешила уйти.
«Какая же я глупая, — говорила она себе. — Что я хотела от него услышать? Вы не окажете ли мне честь? Не желаете ли прогуляться со мной по постоялому двору?» Она слишком хорошо знала, чем для служанки закончится прогулка по постоялому двору.
— Какая же я дура, — пробормотала Кенна себе под нос.
— Подождите! — раздался у нее за спиной голос Маклейна.
Но Кенна не остановилась. У нее не было времени предаваться глупым мечтам и пялиться на мужчину, который ничего не мог ей предложить — разве что покувыркаться в постели в одной из комнат наверху. Она ужасно устала, у нее было много работы. Но работы она не боялась. И все у нее было бы в порядке, если бы только эти мужчины не распускали руки…
