Питер Филипс
Потерянная память
Сломав замок, я ввалился внутрь, чтобы поговорить с Дак-Вирром. Тот недовольно замигал глазными светильниками.
— Что тебе нужно, Палил? — жалобно заверещал он.
— Будто не знаешь.
— Нет, нечего ее рассматривать. Сначала эту штуковину должна обследовать комиссия. Какие у меня гарантии, что ты ее не попортишь?
Я заговорщицки постучал его по грудной пластине:
— За тобой должок. Припоминаешь?
— Это было слишком давно.
— Э-э, всего лишь две тысячи оборотов и один капитальный ремонт назад. Ржавел бы сейчас в карьере, если бы не я. В общем, так: мне нужно только взглянуть на мыслительный агрегат пришельца. Вдруг он еще функционирует? Я даже не буду трогать его, а просто попытаюсь войти в СВЧ-контакт.
Дак-Вирр молча переключился в режим подзарядки, что выдавало бушевавший в нем конфликт между обязанностями сторожа и долгом ко мне. Наконец он объявил:
— Ладно, только не отключайся от меня. В случае чего я тебе просигналю, и ты сразу сматывайся. Говоришь, он может обладать сознанием? Может, это просто кусок первобытного металла?
— Такой формы? Не будь идиотом. Ясно, что это сознательное изделие. Я не настолько тщеславен, чтобы думать, что мы единственные разумные изделия во Вселенной.
— Тавтология, Палил, — назидательно заметил Дак-Вирр. — Ведь такой вещи, как «неразумное изделие», не существует. Так же как не может быть сознания без изделия и изделия без разума. Следовательно, сознания без разума также не существует. Если ты хочешь поспорить на эту тему…
Я резко отключился от его частоты и поспешил прочь.
Каждый знает, что Дак-Вирр дурак и зануда. У него не в порядке одно из логических реле, но он наотрез отказывается пойти к врачу и отремонтировать его. Очень неразумно с его стороны.
* * *
Пришелец лежал в ангаре музея, куда его принесли носильщики. Некоторое время я с восхищением рассматривал его. Пришелец был очень красив, только поверхность слегка пострадала во время приземления. Несомненно, это был не просто конгломерат космического металла.
Я действительно подумал о пришельце как о «нем», наделив его атрибутами самосознания, хотя, конечно, сейчас его разум не функционировал, иначе бы он непременно попытался войти с нами в контакт. Я страстно надеялся, что комиссия, после тщательного изучения и ремонта пришельца, сумеет восстановить ему память, и он сам сможет рассказать нам, с какой звездной системы прибыл.
Подумать только! Пришелец воплотил в жизнь мечту, владевшую нами на протяжении многих тысяч оборотов — космический полет — и только лишь затем, чтобы потерпеть аварию в самый момент своего триумфа.
Я ощущал прилив симпатии к одинокому путешественнику, неподвижно и молчаливо лежавшему рядом со мной. Очевидно, что передатчик его был сломан. Во всяком случае, размышлял я, даже если нам не удастся вернуть ему сознание, то, может быть, анализ его конструкции откроет нам секрет энергии, с помощью которой он смог преодолеть притяжение собственной планеты.
По форме и размерам он напоминал Свена — или Свена-Второго, как тот называл себя после переделки — потерпевшего ужасную катастрофу, пытаясь на химическом топливе достичь нашего спутника. Но там, где у Свена-Второго были расположены патрубки, незнакомец имел странную спиральную конструкцию с вкрапленными в нее на неравных промежутках небольшими кристаллами.
Это был тридцатипятифутовый, слегка сужающийся кверху цилиндр. Стоя у его головы, я не смог обнаружить и признака клеток внешнего видения, поэтому предположил, что он обладает какими-то скрытыми органами ориентировки. Казалось, что кожа пришельца не имеет вообще никаких отметок, за исключением длинных неглубоких канавок, оставшихся после неудачного приземления на твердую поверхность нашей планеты.
Я — репортер с теплым током в цепях, а не холодно анализирующий ученый, поэтому я медлил, прежде чем применять свою высокочастотную связь. Если даже незнакомец был без сознания — и, возможно надолго — я все равно чувствовал, что задуманное мной было наглостью, вторжением во что-то сугубо личное… Хотя, ничего другого мне, конечно, не оставалось.
Я начал передавать, сначала слабо, потом сильнее. Невероятно: кожа пришельца казалась абсолютно непроницаемой. Внезапная мысль о том, что металл может быть таким чужеродным, будто расплавила что-то у меня внутри. Я в ужасе отпрянул, мое реле самосохранения работало с перегрузкой.
Я вздрогнул, так как совсем рядом заработал чей-то передатчик.
— Не слишком ли шумит этот репортер? Кто разрешил ему находиться здесь?
Я совсем позабыл об охранниках музея. Пятеро из них смотрели на меня, пульсируя от гнева. Я узнал Чирика, начальника охраны, и постарался объяснить ему, что не собираюсь ни во что вмешиваться и попросил, ради моих читателей, разрешения присутствовать на процедуре исследования пришельца. Немного посовещавшись, они позволили мне остаться.
Я молча и с некоторым изумлением наблюдал, как они, один за другим, пытались войти в СВЧ-контакт с безмолвным существом из космоса. С каждым, однако, произошло абсолютно то же самое, что и со мной.
Чирик, подвеска колес которого изрядно поизносилась, оперся на свои дополнительные штанги и погрузился в раздумья.
